Одна из наименее известных страниц Второй мировой войны, операция «Марс», закончилась провалом поистине колоссальных масштабов. Операция, целью которой было выбить немецкую армию с плацдарма к западу от Москвы, стоила Советскому Союзу потери приблизительно 335 тысяч убитых, пропавших без вести и раненых и более 1600 танков. Однако в советской литературе эта битва вообще не упоминается: исторический разгром был упрятан послевоенной сталинской цензурой. В этой книге Дэвид Гланц представляет первый в своём роде подробный отчёт о забытой катастрофе, перечисляя основные войска и детально описывая события операции «Марс». Пользуясь материалами немецких и российских архивов, он воссоздаёт исторический контекст операции, показывая её как с точки зрения Верховного Главнокомандования, так и глазами рядовых участников. Продолжавшаяся три страшных недели операция «Марс» стала одной из самых трагических страниц советской военной истории. Реконструированные Гланцем события этого провалившегося наступления восполняют серьёзный пробел в наших знаниях о Второй мировой войне и вместе с тем заставляют задуматься о репутации признанных национальных героев.
Текст статьи
Продолжение.
Несмотря на измотанность обеих сторон, сражения продолжались в лихорадочном темпе, и 3 декабря Юшкевич буквально усилием воли выдвинул свои войска вперёд, к шоссе Белый-Оленине. Отступление немцев из Гривы дало Юшкевичу возможность переместить на свой правый фланг дополнительные силы. Но как бы далеко он ни растягивал этот фланг, свежие немецкие части неизменно прибывали вовремя и преграждали ему путь. Расстояние до основной цели, немецкой коммуникационной артерии Оленине-Белый, уже сократилось с пяти километров в долине Лучесы до менее двух к югу, у открытого немецкого фланга. Поэтому именно на нем Юшкевич сосредоточил своё внимание и основные силы. К ночи 3 декабря он отдал полковнику Т.Ф. Ерошину, командующему 238-й стрелковой дивизией, а также 49-й танковой бригаде Катукова, 10-й механизированной бригаде и все ещё свежему 39-му танковому полку приказ перегруппироваться южнее Лучесы и за несколько дней приготовиться к новому наступлению. Тем временем он распорядился, чтобы 155-я стрелковая дивизия, в то время действовавшая на дальнем левом фланге армии, отправила два из своих стрелковых полков в подкрепление новой атаке. Затем Юшкевич передал полковнику Карпову, командующему 238-й стрелковой дивизией, командование 155-й стрелковой дивизией, чтобы обеспечить последней более квалифицированное руководство в бою. Полковник Ерошин занял пост Карпова, став командующим 238-й стрелковой дивизией.
Немецкие войска, пытающиеся сдержать натиск 22-й русской армии, кое-что выиграли, оставив Гриву, но немного, поскольку атаки русских 3 декабря были такими же неистовыми, как и в предыдущие дни. «Поистине неиссякаемые запасы живой силы и техники» русских наносили немцам огромный урон, и даже силы новых немецких резервов были уже на исходе. У Кузовлево, на южном берегу Лучесы, солдаты немецкого 3-го батальона гренадерского полка подбили из противотанковых пушек тринадцать из четырнадцати атакующих русских танков, уже готовых смять их оборонительные позиции. Далее к югу 1-й батальон 252-го гренадерского полка отразил ещё одну почти самоубийственную атаку противника на Кудулиху, в двух километрах к западу от Емельянок, но в этом процессе сам потерял ещё 500 метров. Теперь немцы почти чувствовали спинами шоссе, проходящее у них в тылу, под серым хмурым небом и за лесом. Немецкие пехотинцы вздохнули с облегчением, узнав, что впервые в ходе этой операции их авиация сумела обстрелять русские склады и районы сбора, хотя туман был слишком густым, а бой — слишком ближним, чтобы авиация могла обеспечить непосредственную поддержку боевых действий. С наступлением ночи выяснилось, что немецкие части изрядно потрёпаны, но находятся на прежних позициях. Тем же вечером среди немцев, подобно лесному пожару, распространился слух о том, что передовые отряды подкрепления уже в пути. Хорошо бы, думали фронтовые командиры, — если б до шоссе на Оленине оставалось менее двух километров.
Поздно вечером 3 декабря генерал Линдеман получил донесение, которого ждал с тревожным нетерпением. Генерал Гильперт из 23-го корпуса сообщал, что 18-й гренадерский полк генерала Прауна на следующее утро будет грузиться в поезд у Сычевки и достигнет передовых позиций в ближайшие сорок восемь часов. Все, что требуется от Линдемана и его товарищей по «Великой Германии», — продержаться, пока не подоспеет помощь. Линдеман обрадовался известию, но сомневался, что его малочисленные и измотанные части выдержат так долго. Но если бы он знал, в каком состоянии находятся войска Юшкевича, он бы воспрянул духом.
В сущности, 22-я армия Юшкевича уже прекратила своё существование. В непрерывных боях было потеряно более 200 из 270 танков армии, и хотя прибыло несколько новых, общая численность изменилась не намного. К 3 декабря совместно с пехотой действовали лишь небольшие танковые роты, а самым большим из танковых подразделений был 39-й полк с двадцатью машинами. Потери пехоты тоже были высоки, они превышали 60 %. У Юшкевича в распоряжении просто не было крупных сил, необходимых для очередного мощного удара, осталось только перемещать части с дальнего левого фланга. Положение было отчаянным и опасным лично для Юшкевича, поскольку армия находилась совсем рядом с шоссе на Оленине, а Жуков и Пуркаев продолжали требовать максимальных усилий и исключительно полной победы. Слегка успокаивала Юшкевича убеждённость, что немцы тоже обессилены или близки к тому. Но это лишь наводило на необходимость срочно захватить шоссе на Оленине, пока к немцам не прибыло подкрепление.
Поздно вечером 3 декабря Юшкевич отдал подчинённым командирам приказ провести активную разведку, продемонстрировать наступательную активность на всем протяжении фронта, пока он займётся перегруппировкой и расстановкой сил, а также сбором всех доступных резервов. Поскольку свежие формирования в секторе Лучесы отсутствовали, Юшкевич «раскулачил» соседние сектора и отправил отвоёванные у них подразделения прямо в лучесский «котёл». Неукоснительно следуя указаниям Пуркаева, он попытался собрать и ввести в бой силы, способные прорваться к стратегически важному шоссе «любой ценой». Мишенью для атаки он избрал деревню Кудулиха, расположенную в центре южного сектора, менее чем в двух километрах к западу от ключевой деревни Емельянки на оленинском шоссе. Чтобы предпринять атаку, Юшкевич перегруппировал два полка с левого фланга 155-й стрелковой дивизии, вывел их в долину Лучесы и развернул как ударные войска. Один полк, 436-й стрелковый, должен был атаковать немецкие укрепления севернее Лучесы, а другой, 786-й, — нанести решающий удар через Кудулиху. Юшкевич планировал поддержать этот удар 39-м танковым полком, остатками двух бригад Катукова и двумя полками 238-й стрелковой дивизии. Но дополнительное время, потребовавшееся на повторное развёртывание и сосредоточение штурмовых формирований, вынудило Юшкевича перенести начало атаки на 09:00 7 декабря. Тем временем его войска во всех остальных секторах демонстрировали боевую активность. Юшкевич не знал одного: его тщательно спланированная финальная атака уже упреждена.
В 04:00 6 декабря длинная колонна грузовиков, перемещающихся в условиях затемнения, медленно двинулась на юг, по занесённой снегом дороге из Оленине, и бесшумно свернула с шоссе к позициям у Кострицы, небольшой придорожной деревни в нескольких километрах севернее Емельянок. Свежие бойцы быстро спрыгнули с грузовиков и скрылись в темноте, направляясь к указанным районам сбора. Однако они были лишь относительно «свежими», поскольку успели устать за время долгого марша в холодную погоду. Им казалось, что в кузовах грузовиков они тащились целую вечность. Но, несмотря на усталость, они рвались в бой. 2-й батальон 18-го гренадерского полка, которому они подчинялись, был отправлен поездом в Осугу два дня назад. Во главе с опытным командиром, полковником Беккером, они только что отличились, помогая отразить атаки русских у Вазузы. А теперь, чуть не лопаясь от гордости, зато, что их признали неоценимой «спасательной командой», они готовились повторить свой успех у Лучесы. Это подразделение поддерживал 2-й мотоциклетный батальон 2-й танковой дивизии, три танка и два штурмовых орудия. Огневую поддержку атаки должен был обеспечить 2-й батальон артиллерийского полка дивизии «Великая Германия».
До атаки оставалось всего несколько часов, солдаты упорно боролись с усталостью, подбадривая себя мыслью о том, что здесь, в этом забытом Богом заснеженном лесу, они спасают от неминуемой гибели тысячи соотечественников. Воспоминания о том, какая участь постигла немецких солдат под Сталинградом, были ещё слишком свежи. Было решено не допускать повторения подобных катастроф.
Отряд Беккера размером с батальон был только частью более многочисленной боевой группы генерала Прауна, командующего 129-й пехотной дивизией. «Спасательной командой» его группа служила с самого начала ржевского наступления русских. Помимо батальона полковника Беккера, Праун командовал двумя батальонами 252-го гренадерского полка, защищающими немецкий левый фланг у дороги Оленине-Белый. Генерал Гильперт из 23-го армейского корпуса поставил перед боевой группой Прауна задачу очистить от русских войск подступы к дороге, проведя неожиданную атаку без какой-либо артподготовки. Поначалу Праун опасался, что русские заметят его подготовку к атаке — пока его группа собиралась в предрассветной мгле, наблюдатель доложил: «К сожалению, противник заметил беспокойство войск на оборонительных позициях и открыл по ним стрельбу из миномётов». Хотя из-за этой миномётной стрельбы собирающиеся войска «понесли лишние потери», разведка Прауна перехватила сообщения противника по рации, свидетельствующие о том, что он обнаружил «небольшую группу немцев в Кудулихе». Таким образом, хотя русские и обратили внимание на активность немцев, они не обнаружили район сбора боевой группы Прауна и не заподозрили приближения атаки. Тем временем Праун в командном бункере проводил последние приготовления к атаке вместе с адъютантом, подчинёнными офицерами и связным артиллеристов.
Первым в атаку должен был двинуться 2-й мотоциклетный батальон капитана Петри, охватив оборонительные позиции русских вокруг Новой Боярщины на правом фланге противника, юго-западнее Кудулихи. Сразу после удара 2-го батальона Петри оставшимся подразделениям Прауна предстояло атаковать русских в лоб и оттеснить их на запад по долине Лучесы. Но наступающий батальон Петри заплутал в «девственных» лесах, и нетерпеливый Праун приказал 2-му батальону 18-го полка выдвинуться вперёд, не дожидаясь вестей от мотоциклистов. Последующие действия описаны в ЖБД 18-го полка:
«Пока командный пункт батальона выдвигался вперёд, опытный командир, старший лейтенант Бемер, был смертельно ранен осколком. Командование батальоном принял старший лейтенант Гельвег, командир 6-й роты. Противник упорно оборонялся на полевых позициях. Одну огневую точку за другой приходилось уничтожать штурмом. Когда батальон приблизился к первым домам Новой Боярщины, в атаку пошли мотоциклисты. На опушке леса южнее населённого пункта противник был так силен, что мотоциклисты не смогли прийти на помощь 2-му батальону, как планировалось. В этот момент противник двинулся в атаку на батальон в населенном пункте, но был уничтожен взаимодействующими танками и штурмовыми орудиями. Противник начал отступать, его вытесняли из населённого пункта на юго-запад. Полк действовал согласно приказу: „2-й батальон продолжает атаку с целью взятия Галишкино (Галицкино)“. Поскольку мотоциклисты так и не прибыли, большая часть батальона под командованием Гельвега атаковала Галишкино, а 7-я рота со штурмовым орудием под командованием лейтенанта Фезе — Большое Борятино. Русские передали по рации: „У противника танки; пришлите наши танки“. Ответ был таков: „Обстановка вам известна. Защищайтесь своими силами“. На обоих шоссе танки противника уничтожались один за другим. Все взаимодействующие танки и штурмовые орудия продолжали стрельбу, пока у последнего из танков не остался единственный бронебойный снаряд. Старший лейтенант Гельвег с рядом подразделений и этим единственным танком атаковал Галишкино. Холм возле Галишкино кишел сотнями русских. Т-34 приблизился к холму со стороны уже полностью разрушенного Галишкино и атаковал батальон. К счастью, его удалось подбить последним бронебойным снарядом и вывести из строя.
Гельвег понял, что об обороне совершенно открытого галишкинского холма ночью не может быть и речи, особенно потому, что соседи слева и справа Ещё не выдвинулись на ту же дистанцию, и потому с согласия командира полка отступил к опушке леса. Здесь его подразделения приготовились к обороне вместе с 1-м батальоном 252-го полка справа, 2-м батальоном 18-го полка по центру и 2-м мотоциклетным батальоном слева. Мотоциклистам пришлось загнуть свой фланг внутрь и позаботиться о его безопасности, потому что до ближайших к ним немецких подразделений было пятнадцать километров.
Успехи этого дня впечатляли. Оба шоссе были перепаханы взрывами, уничтожено девятнадцать вражеских танков, уничтожено или захвачено восемнадцать грузовиков, четырнадцать противотанковых пушек, две танкетки, пять крупнокалиберных пулемётов, огромное количество ручного оружия и техники. Эта контратака предотвратила дальнейшее проникновение противника и помогла отогнать его на шесть километров от шоссе Белый-Оленине. Помимо 20 пленных, противник потерял всего 350 человек убитыми. Наши потери — 9 убитых и 41 раненый. Таким образом, наши потери составляют целую крепкую роту.
Встала первоочередная задача — создание обороны. На передовой не было ни населённого пункта, ни густого заснеженного леса, где могли бы укрыться и согреться солдаты. Стоял жгучий мороз, земля смёрзлась. Боясь замёрзнуть во сне, никто из усталых солдат не решался уснуть. Началось лихорадочное строительство снежных укрытий. Костров не разводили в целях маскировки. Ввиду отсутствия крупного шанцевого инструмента работу с трудом производили короткими пехотными лопатками. Несмотря на все это, боевой дух был на высоте: в кратчайшие сроки полк добился уже второй значительной победы». Яростная и неожиданная атака немцев застала войска генерала Юшкевича врасплох. Она началась в разгар последних приготовлений к атаке 7 декабря, вынудив Юшкевича ввести в бой драгоценные резервы в попытке поправить положение. Последующие старания советских войск отвоевать утраченные позиции потерпели фиаско и закончились потерей остатков бронетехники 39-го танкового полка и двух слабых бригад Катукова. Короче говоря, это было грозное напоминание о том, что впервые с начала наступления 22-я армия утратила инициативу. Перед Юшкевичем встал единственный вопрос — сможет ли он вернуть эту инициативу? Каким бы ни был ответ, Юшкевич знал, что Пуркаев и Жуков потребуют от него попыток сделать это.
БИТВА ЗА УРДОМ
Незадолго до рассвета 30 ноября командующий 39-й армией генерал Зыгин встретился с подчинёнными офицерами на новом КП в Поздняково, менее чем в десяти километрах к северу от Урдома (карта 14, с. 161). Уже несколько дней Зыгину не удавалось захватить Урдом, и ночные уговоры и угрозы Жукова и Пуркаева до сих пор звенели у Зыгина в ушах. Он обязан взять Урдом, и как можно скорее. Тем утром у него на КП собрались полковники Сазонов и Ильичёв из 373-й и 348-й стрелковых дивизий и полковник Малыгин, командовавший 28-й и 81-й танковыми бригадами. Перед всеми сейчас стояла одна задача — дополнить завершающими штрихами план разгрома немецких укреплений под Урдомом в тот же день. План Зыгина был прост и сопряжён с максимальным использованием иссякающих бронетанковых ресурсов, имеющихся в распоряжении 39-й армии. Пока 348-я и 135-я стрелковые дивизии наносят удар по укреплениям противника к западу и к востоку от населённого пункта, один полк 373-й стрелковой дивизии и оставшаяся бронетехника Малыгина во главе с десятком уцелевших тяжёлых танков KB попытаются прорвать немецкую оборону.
Последовавшая атака продолжалась весь день и, к облегчению Зыгина, завершилась успешно. Танки KB полковника Малыгина дошли до окраин населённого пункта и под шквальным огнём противника принялись методически уничтожать одну огневую точку за другой. Против них были брошены бронетанковые резервы немцев, но им не удалось помешать продвижению советских войск. Ценой почти половины оставшейся бронетехники к ночи две бригады Малыгина и сопровождающая их пехота сумели выбить немцев из разрушенного Урдома. Но, несмотря на все старания советских войск, противник по-прежнему держался у дороги с востока и с запада от населённого пункта. Немцы потеряли Урдом, но в целом их линия обороны не пострадала. Мало того, ожесточённая борьба вытянула последние силы из 39-й Советской армии, поэтому Зыгину пришлось отказаться от новых атак, пока не появится возможность перегруппировать войска и обеспечить их подкреплением. С точки зрения командующего 23-м армейским корпусом генерала Гильперта, потеря Урдома была неизбежна. Накануне ночью он уже решил, что ограничится незначительным сопротивлением, но не позволит втянуть его драгоценные силы в битву за каждый дом. Он уже возвёл новую линию укреплений вдоль дороги к востоку и к западу от Урдомы. Во время сражения за Урдом части танкового батальона дивизии «Великая Германия», сапёрного и лыжного батальонов яростно сопротивлялись, несли тяжелые потери, но уничтожили двадцать пять вражеских танков. После завершения боя вечером 30 ноября подразделения «Великой Германии» сменила развёрнутая пехота 206-й пехотной дивизии, а танковые гренадерские соединения вернулись в свою дивизию. Откровенно говоря, генерала Гильперта гораздо больше потери Урдома заботила обстановка на правом фланге, где активное перемещение советских войск было замечено на предмостных плацдармах к западу от Ржева и к югу от Волги.
Беспокойство генерала Гильперта было вполне оправданным, поскольку днём раньше генерал Пуркаев, командующий Калининским фронтом, и генерал Конев, командующий Западным фронтом, получили от Жукова приказ задействовать новые боевые секторы к западу от Ржева. В частности, Пуркаеву было приказано сменить направление удара и уделить основное внимание сектору Зайцеве на левом фланге 39-й армии, где войска Зыгина в начале операции добились временного успеха. Коневу следовало перегруппировать части своей 30-й армии, чтобы, с одной стороны, усилить новую атаку Зыгина, а с другой — самостоятельно предпринять крупную атаку далее на востоке, при взаимодействии с Зыгиным. Оставался нерешённым только один вопрос: когда будет завершена эта перегруппировка и предприняты атаки. Разумеется, Жуков ждал их как можно раньше, но любая перегруппировка требовала времени.
Ввиду затруднений с перегруппировкой и нетерпения Жукова атаки начались постепенно, Пуркаев и Конев пытались улучшить свои позиции до начала общего наступления. Это насторожило противника и дало ему время подготовиться к встрече с новой угрозой. Комплексная перегруппировка советских войск началась 2 декабря и с того момента постоянно ускорялась. А пока войска наносили удары местного значения не только в выбранных, но и в других секторах.
3 декабря 101-я стрелковая бригада Зыгина при поддержке 46-й механизированной бригады нанесла удар с выступа у Трушково на запад, вдоль шоссе на Зайцеве. Немцы отразили мощную атаку, но только после того, как загнанный в угол 11-й гренадерский полк 14-й моторизованной дивизии получил подкрепление из 451-го пехотного полка соседней 251-й пехотной дивизии. Едва немцы устранили эту угрозу, как советские 359-я и 380-я стрелковые дивизии атаковали немецкие укрепления далее на востоке, у Гнездово, на стыке немецких 251-й и 87-й пехотных дивизий. После краткой, но сокрушительной артподготовки советская пехота прорвала передовые укрепления противника и ввела на плацдарм на южном берегу Волги дополнительную артиллерию. Как только советская атака в секторе 87-й пехотной дивизии была сдержана, 359-я стрелковая дивизия атаковала 459-й гренадерский полк на правом фланге 251-й пехотной дивизии. К вечеру этот советский удар также закончился провалом.
В голове генерала Гильперта, находившегося в штабе 23-го армейского корпуса, уже сложилась чёткая схема. Поскольку немцы отразили одну атаку, переместив резервы в сектор, находящийся под угрозой, русские и далее наносили удары по соседним секторам — чаще всего по тем, откуда немцы только что перевели войска. Общим последствием стало ослабление немецкой обороны к западу от Ржева. Следовательно, подытожил Гильперт, именно в этом секторе русские предпримут очередную крупную атаку.
Пока генералы Пуркаев и Конев планировали новый ряд атак, общая обстановка радикально изменилась и значение этих атак возросло. К 4 декабря стало ясно, что наступление и 20-й, и 41-й армии заглохло. Первая не могла возобновить процесс без значительного подкрепления, а вторая — могла бы, только если будет найден способ оттянуть немецкое подкрепление из района Белого. Хотя 22-я армия пробила огромную брешь по периметру Ржевского выступа, развить успех было невозможно, пока из района не будут выведены немецкие оперативные резервы. Пристально изучая обширные немецкие укрепления по периметру Ржевского выступа, Жуков решил, что наиболее слабый и уязвимый сектор находится на севере, к западу от Ржева. Здесь велась борьба на истощение, советские войска продвигались вперёд медленно, но 39-я армия Зыгина демонстрировала неуклонное продвижение и при этом оттягивала большинство резервов, имеющихся в распоряжении немцев. Это означало, что если во второстепенных секторах 39-й армии немецкие войска ослаблены, значит, в секторе соседней 30-й армии они Ещё слабее. Поэтому Жуков решил, что удар по этим двум секторам сломит сопротивление противника и вызовет обрушение всего «карточного домика» немецких укреплений. И самое важное: если эти атаки окажутся успешными, у него появится возможность возобновить наступление в других ключевых секторах.
В разгар переосмысления всей операции Жуков отправил Пуркаеву и Коневу новые приказы подготовиться к стратегически важным атакам. Новое наступление включало два этапа. На первом, под видом диверсионных вылазок с волжского плацдарма, силы 39-й армии и нескольких дивизий 30-й армии сосредоточатся в секторе Урдом-Зайцеве, откуда 7 декабря нанесут удар на юг, в направлении шоссе Ржев-Оленине. Эта атака должна была совпасть по времени с финальным броском 22-й армии Юшкевича к дороге Оленине-Белый. Незадолго до завершения этого этапа операции следовало приступить ко второму. На этом этапе несколько дивизий 30-й армии при поддержке свежих танковых бригад прорвутся с волжских плацдармов далее на восток и включатся в общее наступление с целью сокрушения всех немецких укреплений на северной оконечности Ржевского выступа.
Как только были получены первые приказы, 39-я армия Зыгина приступила к диверсионным операциям силами подразделений 178-й стрелковой дивизии генерала Кудрявцева к югу от Глядово. Одновременно 130-я стрелковая бригада 30-й армии и 359-я стрелковая дивизия нанесли удар по противнику с предмостного плацдарма на юге, у Волги. Но погода установилась солнечная, температура — не ниже 8 градусов, и немецкая авиация обстреляла наступающие советские войска, остановив их атаку, хотя им и удалось ценой потери нескольких танков захватить небольшую территорию вдоль дороги на Чертолино. Повторные атаки 5 и 6 декабря заставили обороняющихся немцев кое-где отступить, но крупным прорывом не грозили.
Несмотря на то, что немецкая 251-я пехотная дивизия успешно удержала свои позиции, отделавшись незначительными потерями территории, командующий дивизией генерал Бурдах не на шутку беспокоился за свой правый фланг, закрепившийся на берегах Волги, куда стягивались русские войска. На правом фланге дивизии 87-я пехотная дивизия успешно сдерживала войска противника на плацдарме, на южном берегу реки, откуда русские уже нанесли несколько местных ударов. Однако русские подкрепили войска на плацдарме крупными артиллерийскими силами, и их приготовления к новой серьёзной атаке были более чем очевидны. Поэтому для упрощения командования и успешного отражения атак противника в этом секторе командующий 28-м армейским корпусом генерал Вейс перевёл левофланговые части 87-й пехотной дивизии вместе с маленьким, но опасным русским плацдармом под контроль 23-го корпуса и 251-й пехотной дивизии. Начиная с 6 декабря генералу Бурдаху предстояло командовать всеми боевыми действиями у Волги южнее Глядово до участков фронта западнее Ржева. Чтобы подкрепить свои находящиеся под угрозой передовые соединения, Бурдах создал специальный подвижный батальон, состоящий из пехоты на бронетранспортерах и грузовиках и нескольких штурмовых орудий, и поместил его в резерв (68).
Удовлетворившись принятыми мерами, немецкое командование стало ждать, когда русские возобновят общее наступление.
ГЛАВА IV. ПРОВАЛ, ЯРОСТЬ И РАЗГРОМ
СТАВКА, МОСКВА, КРЕМЛЬ
Жуков завершил продолжительное паломничество по районам боевых действий на Калининском и Западном фронтах и 6 декабря вернулся в Москву. Поездка была изнурительной. За шестнадцать дней, с 19 ноября по 6 декабря, он объехал штабы обоих фронтов и почти каждой армии, подбадривая, упрашивая, а иногда и грозя подчинённым командирам. Жуков был убеждён, что от позиции командования многое зависит, и мог вспомнить немало случаев, когда личная заинтересованность полевого командира помогала предотвратить катастрофу или превратить поражение в победу. Более того, Красная армия была ещё молодой и неопытной. Чудовищные потери предыдущего года вырвали из рядов армии самых опытных офицеров и солдат, и процесс восполнения живой силы оказался мучительным, дорогостоящим и иногда жестоким. Победу могли обеспечить лишь опытные воины, а опытом, необходимым для достижения победы в бою, обладали лишь те, кому довелось пережить поражение. Главной задачей было выжить и восторжествовать, и как показали предыдущие недели, выполнить её было зачастую нелегко.
Опытный ветеран сражений, сам себя объявивший реалистом, Жуков с трудом соразмерял свою напористость и несгибаемое упорство во время наступлений, предпринятых под давлением обстоятельств, с нескончаемыми жалобами солдат на ужасающие потери и ни с чем не сравнимые людские страдания. Да, потери велики, но это неизбежная плата за создание армии, способной побеждать. Реалист Жуков был готов заплатить такую цену. Стремясь выжить в сталинском Советском Союзе, он не мог поступать иначе.
Операция «Марс» была олицетворением и процесса обучения армии, и досадных ошибок и затрат на это обучение. По всем законам военной науки и принципам воинского искусства войска Жукова уже давно должны были одержать победу. Он располагал значительным численным перевесом в живой силе, в танках, артиллерии и авиации. Но до сих пор это превосходство почти не имело стратегического или оперативного значения. У Жукова были хорошие командиры — надёжный Пуркаев, упорный Конев, непоколебимый Соломатин, воинственный Катуков и сотни других. Но на каждого из них приходились целые легионы неопытных, робких и иногда некомпетентных офицеров. То же самое, но в меньшей степени, относилось и к солдатам. В результате удачный план провалился — главным образом потому, что советская военная машина отказывалась функционировать так же эффективно, как немецкая.
Жуков демонстрировал и другие примечательные свойства характера. Он не терпел ни людской глупости, ни проигрышей, он был упрям. По опыту он знал, насколько справедлива старая истина: план осуществляется успешно, пока не начнётся бой. А ещё он понимал, что план — всего лишь средство для достижения цели. Планы меняются, а цели остаются. Значит, если план провалился, надо либо действовать в точности по нему, либо изменить его. В любом случае необходимо достигнуть цели.
Упрямство Жукова подкреплялось изрядной долей зависти. Он читал донесения с юга и понимал, чем чревата победа Василевского под Сталинградом. Не далее, как год назад под Москвой Жуков только потрепал, но не уничтожил ни немецкую группу армий, ни одну из армий. А теперь, 6 декабря 1942 года, фронты Василевского взяли в кольцо почти две немецких армии и почти полностью уничтожили две румынских. Ставка сразу же разрешила провести ещё более масштабную операцию «Сатурн», способную удвоить успех Красной Армии. Победы Василевского уже сказывались на ходе операции Жукова. Всего неделю назад, когда первая неудача 20-й армии казалась неизбежной, Сталин разрешил задействовать в операции «Сатурн» 2-ю гвардейскую армию и приданный ей подвижный корпус. Сталин даже намекнул, что танковая армия Рыбалко принесла бы больше пользы на юге. Жуков едва сумел помешать принятию окончательного решения и теперь возвращался в Москву, надеясь убедить Сталина и всю Ставку, что операция «Марс» ещё может завершиться победой.
Судьбоносное совещание у Сталина было назначено на завтра, 7 декабря. Жукову невольно вспомнилось тревожное время, когда в этот же день год назад стало ясно, что силы Красной Армии одержали значительную победу под Москвой. Он помнил, как трудно это было. Ему потребовалась вся сила воли и упорство, чтобы сначала подчинить себе собственных солдат, а потом разгромить немцев. Армии, привыкшей к поражениям, трудно не то, что добиться победы, но даже представить её себе. Под Москвой Жуков доводил до изнеможения свои войска, показывал армии, как надо побеждать, но, несмотря на все его старания и усилия солдат, полная и окончательная победа ускользнула от него. Теперь он был просто обязан повторить прошлогодний успех, спасти победу из-под обломков операции «Марс». Жуков по-прежнему был убеждён, что на это у него хватит и силы воли, и ресурсов.
Ещё до возвращения в Москву он принял решение с корнем вырвать сорняк, обнаруженный среди командования его фронта и армий. Он уже наказал 20-ю армию за бездарные действия, приказав продолжать сражения, хотя она давно исчерпала всю наступательную силу. Как минимум, в этой неравной борьбе армия избавится от многих некомпетентных младших командиров. В кармане Жукова лежали заранее подготовленные для Ставки рекомендации сместить генерала Кирюхина. Его заменит опытный боец, генерал-лейтенант М.С. Хозин, в то время командующий 33-й армией. С полковником Арманом, командующим 6-м танковым корпусом, тоже придётся распрощаться: по рекомендации Ещё не выздоровевшего генерала Гетмана его заменит полковник И.И. Ющук, который агрессивно и ловко вывел из окружения остатки 6-й мотострелковой бригады. На время Жуков воздержался от других замен, решив дать остальным командирам ещё один шанс в бою искупить собственную вину и вину своих армий.
7 декабря Жуков провёл с членами Ставки и Генштаба весь день, совещания завершились продолжительным вечерним заседанием в кремлёвском кабинете Сталина. Жуков яростно отстаивал целесообразность продолжения операции «Марс», но нашлось немало тех, кто сомневался в том, что стоит усугублять неудачу. На протяжении всего заседания Сталин был подчёркнуто молчалив и ни во что не вмешивался, только задал Жукову вопрос в лоб — о том, как он намерен вернуть армиям былую удачу.
Жуков принялся красноречиво доказывать, что, хотя его план не привёл к победе, немецкая 9-я армия уже держится из последних сил. В бой введены все немецкие оперативные резервы, в войне на истощение дивизии сократились до численности батальонов. Да, немцы действительно сдерживают силы 20-й армии неподалёку от шоссе Ржев-Сычевка. Но многие опорные пункты противника уже уничтожены, численность бронетехники двух танковых дивизий значительно снизилась, предмостные плацдармы достаточно велики, чтобы служить трамплином для крупномасштабных атак. И если у немцев уже нет подкрепления, то у Конева по-прежнему остаётся свежий 5-й танковый корпус, и Генштаб заверил Жукова, что сумеет пополнить 6-й танковый корпус до начала нового наступления. Более того, в 20-ю армию могли влиться свежие стрелковые дивизии соседних армий, а 29-я армия способна участвовать в новой атаке полностью.
Жуков также указал, что 41-я и 22-я армии по-прежнему находятся глубоко в немецком тылу и сковывают все имеющиеся немецкие резервы. То, что части немецкой дивизии «Великая Германия» сражались в трёх разных секторах, свидетельствовало об очевидной исчерпанности резервов противника. И, наконец, неуклонное продвижение 39-й армии и новые наступления 39-й и 30-й армий, запланированные на начало этого дня, наверняка завершатся разгромом противника. К ночи Жуков смог представить документы о первых успехах новой операции и самые свежие победные донесения 39-й армии. Наконец Жуков добился своего. Объявив: «Начинайте ваше наступление, но, чтобы через два дня была победа», Сталин одобрил план Жукова, но добавил, что, если через два дня победы не будет, операцию «Марс» придётся прекратить. Более того, Сталин показал Жукову уже подготовленные приказы о переброске 3-й танковой армии Рыбалко на юг в случае провала операции «Марс» и отмены операции «Юпитер».
Поздно вечером 7 декабря и рано утром 8 декабря Генеральный штаб совместно с Жуковым подготовил директиву Ставки о возобновлении наступления:
«Совместными усилиями Калининского и Западного фронтов к 1 января 1943 года разгромить группировку противника в районе Ржев-Сычевка-Оленине-Белый и прочно закрепиться на фронте Ярыгино — Сычевка — Андреевское — Ленино — Нов. Ажево — Дентялево — Свиты.
Западному фронту при проведении операции руководствоваться следующим:
а) в течение 1-11.XII. прорвать оборону противника на участке Бол. Кропотово-Ярыгино и не позже 15.XII. овладеть Сычевкой, 20.XII. вывести в район Андреевское не менее двух стрелковых дивизий для организации замыкания совместно с 41-й армией Калининского фронта окружённого противника;
б) после прорыва обороны противника и выхода главной группировки на линию железной дороги подвижную группу фронта и не менее четырёх стрелковых дивизий повернуть на север для удара в тыл ржевско-чертолинской группировки противника.
30-й армии прорвать оборону на участке Кошкино — стык дорог северо-восточнее Бургово и не позже 15.XII. выйти на железную дорогу в районе Чертолино, с выходом на железную дорогу установить боевое взаимодействие с подвижной группой фронта и ударом вдоль железной дороги наступать на Ржев с задачей взять Ржев 23.XII.
Калининскому фронту при выполнении задачи руководствоваться следующим:
а) продолжать развивать удар 39-й и 22-й армиями в общем направлении на Оленине с задачей разгромить оленинскую группировку противника не позже 16.XII. Армиям выйти в район Оленине.
Частью сил 22-й армии нанести вспомогательный удар в направлении Егорья с целью помощи 41-й армии в разгроме группировки противника в Белом.
б) 41-й армии к 10.XII. разгромить прорвавшуюся группировку противника в районе Цицино и восстановить утраченное положение в районе Околица.
Не позже 20.XII. частью сил выйти в район Мольня-Владимирское-Ленине с задачей замкнуть с юга окружённую группировку противника совместно с частями Западного фронта.
Не позже 20.XII. овладеть городом Белый…»
Ставка Верховного Главнокомандования И. Сталин, Г. Жуков, № 170700
К полудню 8 декабря Генштаб отправил новую директиву штабам фронтов Пуркаева и Конева. Остаток дня Жуков провёл в Генштабе, деловито помогая офицерам готовить приказы, обеспечивающие приток живой силы и техники в его истощённые армии. Вечером он получил тревожные известия от 41-й армии Тарасова. Немецкие войска контратаковали в секторе Белый и грозили корпусу Соломатина и Поветкина окружением. Новости оказались неожиданными. На следующее утро Жуков вылетел в штаб Калининского фронта. Коротко переговорив с генералом Пуркаевым, Жуков сразу двинулся в штаб 41-й армии к генералу Тарасову в надежде, что новое наступление не придётся отменять ещё до начала. События, разворачивающиеся в секторе Белый, должны были определить успех или провал операции.
ШТАБ НЕМЕЦКОЙ 9-Й АРМИИ, СЫЧЕВКА
Командующий 9-й армией генерал Модель только что закончил читать первый отчёт о сегодняшних боевых действиях, представленный генералом Гарпе из 41-го танкового корпуса. Модель с трудом сдерживал ликование. Ему тоже вспоминалась тревожная зима 1942 года, когда под самой Москвой от немецких войск отвернулась удача. Тогда его стремительные и решительные действия сбили с толку победоносные русские войска, наступающие от Ржева глубоко в немецкий тыл, в сторону Вязьмы, по этой же самой земле. Несмотря на стремление многих немецких командиров отступить с заснеженного предательского выступа подальше от яростных атак противника, Гитлер отказался наотрез и вместо этого поручил Моделю найти какой-нибудь способ устранения нависшей угрозы. За месяц дерзкие ответные действия Моделя преобразовали немецкое поражение в победу, а русские, вместо того чтобы окружать противника, сами попали в окружение. «Да, — думал Модель, — однажды я уже спас Ржевский выступ, значит, сделаю это ещё раз».
Генерал Гарпе сообщал штабу армии, что атака 19-й и 20-й танковых дивизий продолжается успешно, выражал надежду, что в ближайшие дни, а то и часы, немецкие клещи, в которые попали русские войска у Белого, наконец сомкнутся. Явившись почти сразу — меньше, чем через неделю — за сокрушительным поражением, эти известия обнадёживали. Модель чувствовал, что наступательная сила русских иссякла, их дух сломлен, а продолжающиеся атаки на севере — не что иное, как попытки Верховного Главнокомандования дать выход раздражению, вызванному унизительными фиаско. Модель же был готов пожертвовать парой деревень, лишь бы сохранить драгоценный выступ. Чтобы не допустить лишних потерь, несколько дней штаб Моделя непрерывно выдавал поток приказов, перемещая резервы туда-сюда по периметру Ржевского выступа, чтобы потушить недавние «очаги возгорания». «Да, — думал Модель, — пожар скоро будет потушен».
Чтобы всесторонне оценить свою победу. Модель обратился к последним донесениям разведки. Они впечатляли. Он перечитал отрывки из отчёта разведки ОКХ от 30 ноября, уделяя особое внимание предполагаемым целям противника:
«Противник поставил перед собой серьёзную задачу. Целью первого этапа операции был, видимо, захват дороги Ржев-Вязьма, развитие успеха, захват Белого и блокада дороги Белый-Вязьма, затем окружение Великих Лук и блокада железной дороги Великие Луки-Невель-Новосокольники. И, наконец, (противник) намеревался нанести главный удар силами свежих подразделений 43-й армии по Смоленску, при поддержке частей 4-й ударной армии. Непременным условием для достижения более масштабных целей является уничтожение большей части 9-й армии».
Гордый тем, что ему удалось сорвать грандиозные планы русских. Модель и не подозревал, насколько близок к истине этот анализ. Продолжая читать, он мимоходом представил себе досаду Жукова:
«До сих пор противник сражался упорно и отчаянно. Его потери велики, но боевая мощь не исчерпана. Между командирами начались трения. Младшие офицеры иногда позволяют себе резко критиковать высшее командование. Огромные потери они приписывают „дурацким новым методам наступления“. С другой стороны, командиры батальонов и полков вынуждены выслушивать немало нареканий. Особенно типичен следующий приказ, отправленный в 26-ю гвардейскую стрелковую дивизию:
„Признаться, я разочарован. Я думал, что хотя бы некоторые из моих многочисленных войск сумеют прорваться сквозь немецкие позиции и освободить часть нашей Отчизны. Позор! Вы поступили недостойно храбрых гвардейских частей Красной Армии. Ещё раз прошу и приказываю прорвать оборону противника“. Приток дезертиров, который сократился перед атакой ввиду налаживания поставок и сосредоточения сил, вновь усилился». Модель продолжал читать о зафиксированном истощении русских резервов и полном провале на восточной оконечности выступа. И вновь он сделал паузу, чтобы обдумать и взвесить специальное сообщение об операции, подготовленное в Москве и переданное в Лондон: «Новое широкомасштабное наступление на центральном участке фронта нанесёт по противнику мощнейший удар, превосходящий сталинградский». Наслаждаясь язвительными комментариями, Модель пролистал отчёт до конца, до рассмотрения технических сторон атаки русских, и перешёл к следующему отчёту, датированному 3 декабря.
Модель вдумчиво прочёл первую страницу этого документа, сопоставляя его содержание с содержанием предшествующего и реальными событиями:
«Русское зимнее наступление сосредоточено в районах боевых действий у Волги под Сталинградом и подо Ржевом.
В ходе сражений русские, пытаясь сохранить и развить все местные успехи, понесли чрезвычайно тяжёлые потери. Между Доном и Волгой в решительных контратаках были уничтожены вражеские боевые группы. Оборонительная мощь отважно сражающихся немецких войск сохранилась. Сведения, поступающие из Москвы, указывают на то, что внимание русских сосредоточено на этом зимнем наступлении: Сталин лично командовал битвами под Сталинградом и подо Ржевом.
На участке 9-й армии продолжаются ожесточённые бои. Верховное Командование Западного и Калининского фронтов считает ситуацию в очаге сражений критической — из-за неудач и потерь. Генерал Шуков (Жуков) приезжал на Восточный фронт, генерал Конев находится к западу от Белого. Очевидно, идет подготовка к переходу на более жёсткий и единообразный стиль командования. С конца ноября новый штаб, поддерживающий связи с армиями и корпусами Калининского фронта, в также с правым флангом Западного фронта (с 20-й, 31-й и, предположительно, 30-й армиями), расположился неподалёку от Торопца. В этой связи впервые замечено прямое сообщение между штабами фронтов и 1-ми 3-м механизированными ударными корпусами, а также между 2-м гвардейским кавалерийским корпусом (Восточный фронт) и 1-м и 3-м механизированными ударными корпусами (Западный фронт).
Дальнейший ход операции подтверждает правильность определения намерений противника: он стремится прорвать немецкую оборону к северо-востоку от Сычевки и под Белым, отрезать основные силы 9-й армии и путём одновременных атак на северном фронте и в долине Лучесы разделить и уничтожить (немецкие войска). По свидетельствам пленных офицеров, эти цели остаются преобладающими на всем протяжении операции. Кроме того, пленные подтверждают, что от них требуют скорейшего достижения поставленных целей. До сих пор Восточный фронт армии отражал все атаки противника и осуществлял надёжную оборону…
Несмотря на введение в бой всех имеющихся резервов в критических точках, за двенадцать дней противник так и не выполнил основную задачу. Кроме того, он был вынужден иногда прибегать к уловкам. На Восточном фронте он не допускал пауз в сражениях. До прибытия подкрепления или замены войск он пытался заделать бреши связистами, тыловиками и сапёрами — „до последнего кашевара“, как сказано в одном из приказов. И все это время противник продолжал нести чрезвычайно большие потери. Согласно показаниям пленных офицеров, отрезанные подразделения 3-й и 20-й кавалерийских дивизий, прорвавших Восточный фронт, пытались найти путь на запад, к Белому, со своими штабами. С другой стороны, подразделениям 1-го механизированного ударного корпуса и 6-го сталинского корпуса, прорвавшим фронт к югу от Белого и потерявшим свободу передвижения, пришлось опасаться удара наших боевых групп с востока и в то же время повернуть на юг, чтобы избежать приближения с тыла нашей 20-й танковой дивизии. Наши контратаки застали противника врасплох. Теперь посмотрим, что он предпринимает с целью спасения своих ценных формирований.
Сосредоточившись в секторе предыдущей атаки, противник пытается нащупать слабину в других секторах фронта на востоке и на севере. На Восточном фронте в ходе атаки он дошёл до слияния рек у Романове (южнее Хлепень), действуя большим числом танков, но не ожидаемыми крупными соединениями. На Северном фронте он расширил зону прорыва на восток (на участке 87-и и 251-й пехотных дивизий), но так и не добился ощутимых результатов.
Сравнение задействованных противником сил с оперативными целями наглядно свидетельствует о том, что противник недооценил прочность нашей обороны; в особенности, как подтверждает дезертировавший начальник штаба 20-й кавалерийской дивизии, он был изумлён появлением „надёжных немецких резервов“ в решающие моменты атаки. На эти силы противник не рассчитывал. На картах, попавших к нам, никаких немецких резервов не отмечено. Следовательно, противник был уверен, что после прорыва линии обороны на пути в глубь нашего тыла он не встретит никаких препятствий, — этого мнения придерживались не только командиры среднего и низшего звена, но и солдаты. Именно этим объясняется неуверенность действий 1-го механизированного ударного корпуса южнее Белого, немедленно отправившего разведчиков выяснять, откуда движутся немецкие резервы. Согласно показаниям пленных, задача 1-го механизированного ударного корпуса — проложить длинный узкий коридор до Владимирского, а затем продвигаться от новых позиций в сторону Смоленска. И в этом случае имеет место недооценка наших сил и глубокая убеждённость, что для достижения крупных целей новые оперативные силы не понадобятся».
Модель закивал, соглашаясь с этими выводами. Атака русских уже остановлена и вряд ли снова наберёт темп. Словно в подтверждение тому, следующая фраза отчета содержала суровую истину: «По приблизительному анализу документов, найденных у пленных, можно предположить, что все атакующие подразделения противника потеряли, по меньшей мере, половину живой силы и техники. К 7.12 включительно из строя было выведено 1056 вражеских танков». Русские могут позволить себе вводить в бой и терять людей и технику, думал Модель, их возможности велики, но не безграничны. На этот раз они дошли до предела. Контратака генерала Гарпе, которая как раз в эти минуты разворачивалась под Белым, должна была показать, прав Модель или нет.
ОКРУЖЕНИЕ И УНИЧТОЖЕНИЕ «КОТЛА» ПОД БЕЛЫМ
Появление новой угрозы со стороны противника, нависшей над правым флангом армии, привело и генерала Тарасова, командующего 41-й армией, и его войска в подвешенное состояние. С одной стороны, былой оптимизм Тарасова сменился жгучей досадой из-за полного провала наступления, а генералы Жуков и Пуркаев только подливали масла в огонь, продолжая требовать, чтобы Тарасов перешёл к «решительным» действиям. С другой стороны, он уже понял, что его войска ослаблены и им не сокрушить прочной обороны противника у Белого. Хуже того, появление свежих немецких танковых соединений на правом фланге армии Тарасова грозило просто уничтожить измотанные войска, особенно механизированный и стрелковый корпусы, глубоко вклинившиеся в немецкий тыл. Что характерно, Тарасов реагировал на ситуацию эмоционально, а не рационально. Чтобы задобрить рассерженных командиров, он продолжал обстреливать немецкие позиции у Белого и требовал от полковника Дремова и его почти полностью изолированной механизированной бригады удерживать неуклонно уменьшающийся плацдарм к востоку от города и к северу от шоссе Белый-Владимирское. В остальном Тарасов соглашался со своими опытными подчинёнными и даже позволил 1-му механизированному корпусу генерала Соломатина и 6-му стрелковому корпусу генерала Поветкина перейти в оборону, хотя и временно. При поддержке летающих на малых высотах самолётах Ил-2 артиллерия Тарасова продолжала обстреливать немецкие укрепления у Белого, но, если не считать робких попыток нащупать слабину, пехота Тарасова избегала лобовых атак, принёсших такие огромные потери несколько дней назад. В сущности, выбор у Тарасова был невелик: численность его стрелковых войск не превышала 30 % от первоначальной. Тем не менее потери продолжали расти, в частности, полковник Ершов из 19-й механизированной бригады был серьёзно ранен в ходе боевых действий, и его сменил подполковник Л.В. Дубровин.
Пользуясь относительным затишьем в окрестностях Белого, немецкое командование стягивало силы для штурма Шайтровщины — очередной попытки восстановить крупные коммуникационные пути, ведущие в Белый. Между тем 47-я механизированная бригада полковника Дремова и поддерживающие части 91-й стрелковой бригады полковника Лобанова закрепились на старых укреплениях у Белого, возведённых советскими войсками летом 1941 года. Вокруг этих укреплений была создана новая плотная сеть противотанковых препятствий, блокирующая продвижение немецкой бронетехники на восток или на запад вдоль дороги. Время от времени Дремов даже проводил небольшие вылазки против немецких войск, стягивающихся в район восточнее Шайтровщины. Но растущие потери танков в бригаде вскоре вынудили Дремова отказаться от вылазок и перейти к собственно обороне.
Поздно вечером 5 декабря немецкая пехота при поддержке танков предприняла мощную атаку в западном направлении, вдоль дороги на Белый, прорвавшись сквозь противотанковые заграждения Дремова и достигнув наружного кольца укреплений у Шайтровщины. В яростной рукопашной схватке немцы захватили несколько блиндажей и развалин домов в южном секторе обороны этой деревни, но дальше не продвинулись, Вечером Дремов отправил танковое подкрепление со своего сжимающегося плацдарма на север от дороги, чтобы поддержать ослабевающих стрелков — защитников деревни. К несчастью для Дремова, позднее в тот день подкрепление получили и немцы, и на рассвете 6 декабря они возобновили атаки — на этот раз одновременно с ударом немецкой пехоты в восточном направлении, вдоль шоссе на Белый. Под ударами с двух сторон укрепления Дремова рухнули, немецкие войска с триумфом вошли в населённый пункт. Часть бригады Дремова благополучно отступила на юг, в сравнительно безопасную зону «котла» у Белого, но большая часть бронетехники и пехоты оказалась окружена на быстро сжимающемся плацдарме к северу от дороги. Под натиском немецких войск, медленно продвигающихся на юг от реки Обша, лишённые возможности отступать на юг, к шоссе на Белый, преграждённое другими немецкими подразделениями, отрезанные остатки некогда победоносной бригады Дремова оказались предоставлены самим себе. Некоторые подразделения перешли через шоссе той ночью и в последующие несколько дней, другие были уничтожены, пытаясь пробиться к своим, присоединились к партизанам или просто сдались. Далее к югу, на берегах реки Нача, генерал Соломатин терпеливо ждал решающего удара противника, не сомневаясь в том, что таковой последует. Все это время вражеская разведка систематически прощупывала его передовые позиции на западном берегу реки, видимо, проверяя степень боеспособности его войск. Но серьёзные бои завязались только близ Дубков, где -37-я механизированная бригада полковника Шанаурина и 35-я механизированная бригада подполковника Кузьменко тщетно пытались оттеснить немецкие войска, днём ранее нанёсшие удар с другого берега реки и захватившие предмостный плацдарм. Особенно ожесточённый бой вспыхнул за деревню Коняково к востоку от Дубков, где танки 37-й бригады и пехота отвоевали деревню, но были остановлены мощным противотанковым огнём немцев с холма к северу от деревни. Эта схватка стоила бригаде семи из оставшихся двадцати танков и заметно охладила её пыл и стремление изматывать противника на западном берегу реки.
На длинном южном фланге 41-й армии в тот день 75-я и 78-я стрелковые бригады генерала Поветкина поддержали совершенно ненадёжную 74-ю стрелковую бригаду. Выйдя на позиции, три бригады образовали слабый оборонительный обвод, протянувшийся от южной оконечности укреплений Соломатина в Городне и до участка 17-й гвардейской стрелковой дивизии в Демяхи. Среди замёрзших болот к югу и востоку от Самсонихи сражения велись за небольшие деревушки Сырматная и Турьянка между сторожевыми заставами Поветкина и передовыми частями только что прибывших, но все ещё неопознанных немецких бронетанковых формирований. Большинству застав удалось удержаться на своих позициях, но Поветкин всерьёз встревожился и принялся один за другим слать в штаб армии тревожные отчёты о сосредоточении противника на всем южном фланге зоны прорыва у Белого. Теперь и ему срочно потребовалось подкрепление. Однако Тарасов был убеждён, что три стрелковых бригады при поддержке бронетехники свежей 48-й отдельной механизированной бригады смогут сдержать любые силы противника, особенно только что прошедшие маршем через густые леса и болота, по пересечённой местности.
Поздно вечером 6 декабря генерал Гарпе из 41-го танкового корпуса приступил к анализу оперативной обстановки со своим штабом. Все с удовольствием отметили наращивание темпов подготовки к крупному контрудару с целью ликвидировать зону прорыва русских у Белого раз и навсегда. К концу дня 5 декабря боевая группа фон дер Медена наконец оказала поддержку войскам к востоку от Белого силами 1-го батальона 1-го танкового гренадерского полка, сдерживающего русскую бронетехнику у реки Нача. При этой поддержке на следующий день группа фон дер Медена и части 246-й пехотной дивизии заставили русских в беспорядке отступить из Шайтровщины и отрезали механизированные соединения русских к северу от шоссе. Во время финального удара 2-й батальон 1-го танкового полка под командованием лейтенанта фон Мальцана и поддерживающая пехота уничтожили восемь русских танков Т-34. К концу дня стратегически важная коммуникационная артерия Белый-Владимирское вновь оказалась под контролем немцев, угроза генералу Крюгеру с фланга была устранена, постоянное снабжение Белого возобновилось.
Далее к югу 6-я и 7-я роты 1-го танкового гренадерского полка оставили деревню Коняково под ударами войск, в которых была опознана русская 37-я механизированная бригада. Но благодаря своевременному прибытию батареи 88-миллиметровых зенитных орудий дальнейшее продвижение русских было остановлено. К вечеру эти немецкие войска сменил 5-й танковый гренадерский полк 12-й танковой дивизии, и они воссоединились с боевой группой фон дер Медена, которой были подчинены. Теперь, когда основные силы 12-й танковой дивизии были развернуты вдоль реки Нача, создались идеальные условия для совместного удара по всему сектору Начи силами боевой группы фон дер Медена и 5-го и 25-го танковых гренадерских полков 12-й танковой дивизии. Согласно новому плану Гарпе, этот удар должен быть нанесён одновременно с началом крупного контрудара, предпринятого им самим.
Учитывая успехи в бою, явную неспособность русских войск продвинуться дальше и прибытие значительных немецких оперативных резервов, генерал Гарпе изложил план решающего удара, который вынашивал уже несколько дней. Этот на первый взгляд простой план было непросто осуществить. Он представлял собой ряд одновременных ударов силами подчинённых дивизии «Великая Германия» боевой группы Кассница (стрелковый полк) и боевой группы Витерсгейма (113-й танковый гренадерский полк 1-й танковой дивизии) в южном направлении из Белого, а также силами 19-й и 20-й танковых дивизий и 1-й кавалерийской дивизии СС в северном направлении из Подселицы и Терешино в сторону Белого. Наступающие боевые группы должны были смять фланги русских в зоне прорыва, устремиться к месту соединения у Цицино, тем самым перерезав русским войскам пути отступления к реке Вишенка, и поймать их в «kessel» («котёл»). Далее боевые группы должны были воздвигнуть непроницаемый заслон, отделяющий окружённые русские войска от оставшихся частей 41-й армии, блокировать западные пути отступления из «котла» и уничтожать все войска, пытающиеся отступать, пока 12-я и 1-я танковые дивизии атакуют окружённого противника с востока.
При разработке этого сложного и масштабного контрудара Гарпе столкнулся с двумя основными проблемам. Во-первых, требовалось собрать достаточные силы для нанесения северного удара, поскольку обе боевых группы, дислоцированные южнее Белого, были измучены боями. Чтобы устранить эту проблему, Гарпе усилил две боевые группы Крюгера всеми свежими резервами, какими только мог. Кроме того, перед северной группой он поставил первоочередную цель — захватить Дубровку и, по возможности, Цицино. У южной ударной группы возникли затруднения иного рода. Чтобы достичь дальнего объекта Цицино, ей предстоял чрезвычайно трудный марш по пересечённой местности. Русские партизаны и упорное боевое охранение уже помешали ей в срок прибыть в район сбора. Таким образом, чтобы добиться согласованности действий двух ударных групп, требовалось тщательное планирование и неукоснительное выполнение приказов. Завершив работу над планами и приказами, Гарпе с трудом сдерживал нетерпение, пока немецкие войска приближались к последним районам сбора и исходным позициям.
Труднее всего пришлось 30-му армейскому корпусу под командованием генерала Максимилиана фон Фреттер-Пико. Один из участников операции так описывал эти события:
«Генерал Фреттер-Пико решил провести атаку, застав противника врасплох, с юга в направлении Белого, основными силами, собранными на участке 1-й кавалерийской дивизии СС, и тем самым отрезать зону прорыва. Все приготовления проводились в обстановке секретности. Снежные бури не только мешали, но и надёжно заметали следы. 19-я танковая дивизия, усиленная всеми танками, бронепехотой и артиллерией 20-й танковой дивизии, образовала ударный клин. Оставшиеся части 20-й танковой дивизии защищали его с флангов и проводили рекогносцировки. Слева атаковала кавалерийская дивизия СС, сразу захватившая участок фронта к западу, чтобы отражать неизбежную ответную атаку русских. 1-я танковая дивизия с подчинённой ей боевой группой Кассница дивизии „Великая Германия“ должна была наступать на Дубровку с северного края зоны прорыва и выйти навстречу 19-й танковой дивизии, наступающей с юга».
Поздно вечером 6 декабря генерал Гарпе убедился, что просчитал все возможные варианты развития событий и заранее принял необходимые меры. Удовлетворенный, но все Ещё взвинченный, Гарпе отдал обеим ударным группам приказ начать атаку на следующий день согласно плану.
Напряжение, сковавшее штаб генерала Гарпе утром 7 декабря, было отчасти развеяно решением русского командования предпринять новые атаки в направлении Белого. Осуществляя нерациональный, по мнению Гарпе, план, на рассвете русские танки и пехота под шквальным артиллерийским огнём возобновили наступление к югу от Белого. Участник этих событий так описывал неожиданные действия русских: «7 декабря русское командование предприняло последнюю попытку разгромить форпост у Белого одновременными атаками с юга, запада и юго-востока, на участке 9-й армии. Огромные потери (русских) боевых групп в ожесточённой оборонительной борьбе, изъяны среднего командного состава русских, который, как и прежде, действовал неумело, а также упорная оборона и повышенная боеготовность войск 1-й танковой дивизии привели к провалу всех попыток нанести удар. На западе, на участке группы Крюгера, ставшем очагом обороны, массированные атаки вражеской пехоты были отражены после четырёхчасового сражения, положение линии фронта не изменилось».
Яростные и неожиданные атаки русских замедлили, но не прервали подготовку к наступлению северной немецкой ударной группы.
Кроме того, Гарпе отвлекали сражения к востоку от Белого, где русские войска, пути к отступлению, которым днём раньше отрезала боевая группа фон дер Медена, захватив Шайтровщину, отчаянно сражались, чтобы восстановить прежние позиции к югу от шоссе. Части, в которых была опознана 47-я русская танковая бригада, неоднократно пытались прорваться на другую сторону шоссе к востоку и западу от Шайтровщины. её поддерживали мощным огнём многозарядные русские «катюши» — с позиций у деревни Новая к югу от шоссе, которые по-прежнему удерживали русские. Кровопролитный бой вспыхнул, когда части немецкого 1-го батальона 1-го танкового гренадерского полка обрушились на жалкие колонны отчаявшихся русских, наступавших в сторону шоссе под прикрытием танковых орудий. В бой вступили части 246-й пехотной дивизии: они помогли оттеснить выживших русских на север от шоссе и при этом уничтожили семь русских танков. В течение последующих дней немецкие войска предотвратили ещё несколько попыток русских перебросить огненную перчатку через шоссе и расчистили территорию от остатков побеждённой русской бригады.
К полудню 7 декабря, как только от боевой группы фон дер Медена поступили донесения о том, что немецкие войска у реки Нача отразили несколько местных атак противника и готовы двигаться на запад, сражения в окрестностях Белого начали затихать. Гарпе с облегчением подал сигнал к началу контрудара.
Незамеченная советскими войсками 19-я танковая дивизия генерала Г. Шмидта начала наступление на север из Подселицы в середине утра. Как писал очевидец, «19-я выступила в тумане, по сугробам высотой 40 см, с семьюдесятью танками в белом камуфляже, без артподготовки (элемент внезапности). Не обращая внимания на очаги сопротивления слева и справа, уничтожением которых должны были заняться арьергардные части, 19-я танковая дивизия вступила в бой с упорно обороняющимся противником, которому не удалось остановить её залпами реактивных орудий». Во главе с передовыми частями 74-го танкового гренадерского полка колонна под командованием подполковника Брунса достигла и заняла укреплённую деревню Волыново к востоку от Демяхи незадолго до полудня, а оттуда совершила рывок с целью захвата, во-первых, Плоского, а затем — Шевнино к началу вечера. Удар Брунса оставил в обороне русских широкую брешь, русские войска либо погибли на месте, либо рассеялись по лесам к востоку и к западу, отступив с пути надвигающегося танкового формирования. Длинные колонны немецкой бронетехники и танковых гренадерских частей неумолимо стремились на север, двигаясь параллельными курсами по заснеженным тропам на расстоянии более десяти километров по обе стороны от шоссе Духовщина-Белый.
Пока 19-я танковая дивизия 30-го армейского корпуса прорывалась через укрепления противника по краям сектора, 1-я кавалерийская дивизия СС наступала на её левом фланге. Она оттеснила русские войска к населённому пункту Демяхи, в то время как пехота 59-го танкового гренадерского полка 20-й танковой дивизии и 1-й батальон 112-го танкового гренадерского полка более медленно двигались на север вдоль правого фланга 19-й танковой дивизии, вытесняя обороняющихся русских из населённых пунктов Самсониха и Бочарники. Здесь процесс шёл медленнее из-за менее удобной местности и более упорного сопротивления противника.
Когда наступление 30-го армейского корпуса благополучно миновало начальную стадию, поздно вечером генерал Гарпе приказал 1-й танковой дивизии и стрелковому полку дивизии «Великая Германия» на следующий день присоединиться к наступлению и встретиться с авангардом 19-й танковой дивизии в Дубровке. Ловушка, подготовленная Гарпе, вскоре должна была захлопнуться за спиной ещё недавно торжествующих, а теперь ошеломлённых русских.
Командующий 41-й армией генерал Тарасов провёл утро 7 декабря в пристальных наблюдениях за сражениями под Белым и в тревогах о судьбе отрезанной 47-й механизированной бригады Дремова. Новые приказы Пуркаева побудили его возобновить тщетные атаки в окрестностях Белого: Тарасов рассудил, что приказ продолжать их — часть нового грандиозного плана, разработанного штабом фронта и Жуковым. Поэтому он мрачно выполнял приказы, прекрасно зная, что это ни к чему не приведёт. А тем временем он позаботился о формировании и сосредоточении сменных войск южнее шоссе на Белый, которые под прикрытием артиллерии в Новой смогли бы прикрывать Дремова во время отступления. Тарасов знал, что у шоссе ведутся жестокие бои, но, прежде чем он сумел предугадать их исход, свежие новости, радикально меняющие ситуацию, дошли до штаба армии. Вскоре после 14:00 обороняющиеся бригады Поветкина сообщили, что пятьдесят вражеских танков прорвались на север вдоль шоссе Духовщина — Белый, между позициями 17-й гвардейской стрелковой дивизии и 74-й стрелковой бригады 6-го стрелкового корпуса. Укреплённая деревня Волыново уже пала, противник стремительно двигался к Шипарево глубоко в тылу советских войск. Тарасов оперативно отреагировал на эту очевидную попытку взять в окружение основные силы его армии. Он приказал полковнику Виноградову подвести левый фланг 75-й стрелковой бригады к Демяхи и вместе с 17-й гвардейской дивизией приступить к сооружению новых укреплений, чтобы предотвратить дальнейшее продвижение немцев на запад, на другой берег реки Вишенка. 78-й стрелковой бригаде полковника Сивакова, рассеянной в ходе немецкой атаки, предстояло собрать как можно больше солдат и закрепиться на новых оборонительных рубежах у Шевнино, сбоку и прямо по курсу вошедших в прорыв немецких войск. 74-й бригаде полковника Репина, оттеснённой на восток немецкой атакой, пришлось отступить и выбрать новые позиции на правом фланге противника. Но вскоре Тарасов узнал, что командиры его стрелковых бригад не смогли выполнить этих приказов. Немцы захватили Шевнино прежде, чем рассеянная бригада Сивакова успела остановить их, бригада Репина на обширном участке с трудом сдерживала натиск основных сил 20-й танковой дивизии противника и больше не была способна ни на какие действия.
К середине дня Тарасову стало ясно, что только корпус генерала Соломатина обладает достаточной силой, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. Поэтому в 14:30 Тарасов отправил Соломатину новый пакет приказов. Сначала Тарасов потребовал, чтобы Соломатин отвёл свои 65-ю и 219-ю танковые бригады с нынешних позиций у реки Нача и к 20:00 7 декабря заново развернул их на блокирующих позициях близ Цицино и Клемятино, чтобы помешать наступающей немецкой бронетехнике окружить основные силы 41-й армии. Тем временем свежей 104-й танковой бригаде майора А.Г. Зубатова, все ещё подчинённой армии, предстояло отступить в Емельяново и образовать новый резерв армии. Узнав о новой задаче, Соломатин похолодел: он знал, как трудно и опасно будет выйти с нынешних оборонительных позиций у Начи и днём пройти маршем по густым лесам. Но сразу после первого приказа он получил столь же тревожный второй, согласно которому он должен был заново развернуть 35-ю и 19-ю механизированные бригады в боевом порядке, чтобы заполнить бреши вдоль реки, образовавшиеся из-за отвода двух танковых бригад. Это означало, что двум механизированным бригадам придётся совершить сложный манёвр по фронту, да ещё при дневном свете, чтобы соединить фланги у Жегунов. Соломатин подчинился приказам Тарасова и позднее рассказал, к чему это привело:
«Смена и перегруппировка войск корпуса сразу же была обнаружена противником, и он предпринял новые яростные танковые атаки. В результате ему удалось потеснить части 19-й механизированной бригады, перейти Начу и захватить важные пункты восточнее Кушлево, где он с трудом был задержан…
Несмотря на принятые командующим 41-й армией меры, остановить наступление танковых группировок противника, наносивших встречный удар, не удалось, и они к 20 часам 7 декабря заняли Шипарево, Цицино, Дубровка, соединившись в районе Цицино и отрезав тем самым наши войска, находившиеся юго-восточнее этих пунктов». (Примечание редактора американского издания: Соломатин ошибся — к тому времени немцы ещё не успели занять Дубровку).
Пока немцы опережали Соломатина, пытающегося преградить им путь, Тарасов передал Соломатину по рации приказ принять командование всеми войсками, находящимися в зоне окружения, и к 23:00 создать новый, более короткий оборонительный обвод, закреплённый у деревень Сырматная, Быково, Тараканово и Марьино, а также в лесах южнее Цицино. Между тем 65-я и 219-я танковые бригады Соломатина достигли северных окраин Шевнино и обнаружили, что деревня уже захвачена противником. Действуя совместно с остатками 78-й стрелковой бригады и другими советскими тыловыми службами, две бригады попытались отбить деревню, но безуспешно. В отсутствие поддержки пехоты двум бригадам (с менее чем десятью танками в каждой) недоставало сил, чтобы захватить деревню или преградить путь противнику. Последующие донесения двух бригад о том, что отбить Шевнино они не смогли, заставили Соломатина и Тарасова ошибочно предположить, что их войска в «котле» у Белого уже окружены. В сущности, так и могло быть, поскольку сопротивление советских войск наступлению 19-й танковой дивизии было в лучшем случае незначительным. Учитывая сложность обстановки, Соломатин приказал подполковникам Шевченко и Хилобоку отвести свои танковые бригады на запад, за реку Вишенка. Там они должны были соединиться с остатками рассеянных 75-й и 78-й стрелковых бригад 6-го стрелкового корпуса, воздвигнуть новые укрепления вдоль реки Вишенка к западу от Демяхи, через Емельянове и Клемятино, и предотвратить дальнейшее продвижение немцев на запад от шоссе Белый-Демяхи.
Стремительный удар немецкой бронетехники привёл к почти полной изоляции Соломатина в «котле» у Белого, стремя оставшимися подвижными бригадами, ослабленными частями 48-й механизированной, 74-й и 91-й стрелковых бригад, а также правофланговыми частями 150-й стрелковой дивизии. Но Соломатин не знал одного: немецкие войска ещё не успели сомкнуть кольцо вокруг его войск. У Цицино и Дубровки ещё сохранился узкий коридор, по которому войска Соломатина могли бы благополучно отступить в тыл, если бы получили разрешение на это. Ошибаясь насчёт окружения, Соломатин хорошо представлял, чем опасно его положение, и знал, что для выведения войск из «котла» следует начать действовать как можно раньше. Поэтому он сразу запросил у Тарасова разрешения вырваться из «котла». Извечный оптимист Тарасов, на которого по-прежнему давили Жуков и Пуркаев, требуя удержать позиции, благоприятные для возобновления наступления, отказал Соломатину и приказал ему удержаться «любой ценой». И вновь командиру окружённого корпуса не осталось ничего другого, кроме как попытаться выполнить непосильную задачу — удержаться на опасных позициях, продолжая надеяться, что Тарасов спустя некоторое время сможет сменить его войска.
Примерное 12:15 8 декабря окружение, которого опасался генерал Соломатин, завершилось. После утренней перегруппировки войск 19-я танковая дивизия генерала Шмидта возобновила продвижение на север, легко отбила у ослабевших русских солдат деревню Цицино и, не останавливаясь на достигнутом, вышла к южной окраине Дубровки примерно в 14:30. Получив сигнал об успехах 19-й танковой дивизии, боевые группы Кассница и фон Витерсгейма, собрав все имеющиеся резервы, поднялись со своих позиций южнее Белого и нанесли удар в южном направлении по укреплениям растерявшихся русских. После отчаянного сражения за основные позиции русских передовые части 113-го танкового гренадерского полка фон Витерсгейма достигли северной окраины Дубровки в 14:30 и были встречены ожесточёнными контратаками русских и губительным артиллерийским огнём. Зная, что южная окраина населённого пункта уже захвачена 19-й танковой дивизией, части 1 — и танковой дивизии отступили на безопасные позиции на расстояние нескольких сотен метров к северу, где и окопались, готовясь к ночи. Несмотря на небольшой разрыв между передовыми частями 1-й и 19-й танковых дивизий, кольцо вокруг русских войск в буквальном смысле слова сомкнулось, поскольку возле разрыва преобладала тяжелая немецкая артиллерия. её огонь и стрельба с немецких опорных пунктов на юге пресекали нерешительные и неорганизованные попытки русских войск, не получивших такого же строгого приказа, как Соломатин, вырваться из окружения.
В это время пехотинцы боевой группы стрелкового полка Кассница наконец отомстили за непрерывные обстрелы, которым русские подвергали их на протяжении двух предыдущих недель. Наступая со своего «пятачка» к юго-западу от Батурине, 1-й батальон полка преодолел упорное сопротивление русских и соединился с батальоном 246-й пехотной дивизии, которая так намучалась во время двухнедельной осады деревни Будино. Одновременно 2-й батальон стрелкового полка соединился с 1-й танковой дивизией, с триумфом наступающей на Дубровку. Позднее днём командующий 1-й танковой дивизией генерал Крюгер торжествующе сообщил по рации генералу Гарпе в штаб 41-го танкового корпуса, что русские наконец-то «попали в мешок».
Такие же обнадёживающие известия Крюгер передал в штаб корпуса от полковника фон дер Медена, части которого находились на берегу реки Нача. Пока 30-й армейский корпус и 1-я танковая дивизия смыкали кольцо, силы фон дер Медена начали развивать успех, воспользовавшись добровольным отходом русских с оборонительных позиций на западном берегу реки. Фон дер Меден приказал своим войскам максимально усилить давление на противника. На всем участке у реки немцы почти не встречали сопротивления, части 246-й пехотной дивизии захватили Ананино, 1-й батальон 1-го танкового гренадерского полка двинулся на запад от Жегунов, К-1 и 2-й батальон 1-го танкового гренадерского полка заняли окрестности Кислово. А уже успевшая собраться 12-я танковая дивизия генерала Весселя наступала в западном направлении из Басино, сменила 1-й батальон 1-го танкового гренадерского полка, продвинулась на запад к Тараканово, преследуя по пятам отступающего противника. Единственный уцелевший офицер и 117 солдат измученного танкового гренадерского батальона были выведены из боя и отправлены в свою дивизию в Белый на заслуженный отдых.
Далее на юг маленькая боевая группа Хольсте 1-й танковой дивизии преследовала отступающих на север русских, старающихся ускользнуть от 20-й танковой дивизии, готовой перерезать им путь к отступлению. Пока Хольсте теснил русских на север, немецкий 200-й строительный батальон и К-1 повернули на юг, захватили Городню и ближайшие деревни, вынудив отступающих русских повернуть на запад.
На участке фронта протяжённостью более 50 км впервые за все время операции немцы перешли в наступление. Ликующие Гарпе и Крюгер из штабов подбадривали их.
Вечером 8 декабря в штабе 41-й армии генерала Тарасова царили смятение и ужас. День закончился так же, как и начался, — катастрофой. Находясь в относительной безопасности за пределами «котла» у Белого, Тарасов мог только догадываться о том, что творится там внутри, да и то с трудом. Большинство приказов, которые он отдавал, никак не соотносились с реальной обстановкой. Короче говоря, ему удавалось только командовать сражением на берегах Вишенки, но не более, несмотря на все старания. В «котле» генералу Соломатину приходилось обходиться без приказов начальства. Целый день Тарасов то собирал резервы, чтобы преградить немцам путь на запад, то обращался в штаб фронта к Пуркаеву с просьбами о помощи. Помощи можно было ждать лишь от 279-й стрелковой дивизии, которую штаб фронта уже передал в подчинение Тарасову для участия в возобновлённом наступлении. К счастью, эта новая дивизия запоздала с прибытием, потому не попала в окружение вместе с Соломатиным и теперь могла приступить к созданию новой линии обороны. Силами этой дивизии Тарасов решил закрепиться на берегу реки Вишенка, в качестве подкрепления выделив остатки бригад 6-го стрелкового корпуса, вырвавшиеся из окружения (75-й и 78-й), а также разрозненные части почти полностью уничтоженной 150-й стрелковой дивизии полковника Груза. Вдоль новой линии обороны были дислоцированы уцелевшие танки 65-й и 219-й танковых бригад при поддержке сравнительно невредимой 104-й танковой бригады майора А.Г. Зубатова. Узнав о контрударе противника и вероятности окружения советских войск, генералы Жуков и Пуркаев немедленно приказали Тарасову собрать сменные войска и прорваться сквозь позиции противника на помощь сорока тысячам окружённых советских солдат. Этот приказ Тарасов счёл смехотворным: имеющиеся в его распоряжении войска едва могли удержать позиции вдоль Вишенки. И тем не менее, лихорадочно развёртывая войска в оборонительном порядке, Тарасов мрачно и машинально обдумывал призрачный план спасения.
А в немецкой ловушке перед Соломатиным встала дилемма: с одной стороны, требовалось создать круговую оборону, с другой — готовиться к прорыву в западном направлении. Поскольку Тарасов приказал держаться, Соломатин отдал предпочтение выживанию своих войск. Позднее он описал свой первоначальный план:
«В этой очень сложной обстановке было принято решение оборонять 48-й механизированной бригадой участок Сырматная, Быково, 35-й механизированной бригадой — участок Сорокине, восточная опушка леса западнее Тараканово, 91-й стрелковой бригадой — участок Марьино, северо-западные склоны высоты в 2 км от Марьино. Для наступления навстречу войскам 41-й армии в северо-западном направлении в течение ночи на 8 декабря были выведены из боя и сосредоточены в лесу, в районах юго-восточнее Цицино, Зипарево, Шевнино, две механизированные (19-я и 37-я) и одна стрелковая (74-я, командир полковник И.П. Репин) бригады».
Во время перегруппировки Соломатин столкнулся со множеством проблем, и не в последнюю очередь — с усилившимся натиском противника. Когда Соломатин отдал 91-й стрелковой бригаде приказ выйти из боя, к своему ужасу, он узнал, что генерал-майор И.И. Попов, заместитель командира армии, уже приказал этой бригаде и одному из полков 150-й стрелковой дивизии отступить в Цицино. 91-я стрелковая бригада полковника Репина пыталась выполнить приказ, но путь в Цицино преграждали наступающие немецкие танки и пехота. Мало того, из-за отступления бригады между её участком и участком соседней 35-й механизированной бригады подполковника Кузьменко осталась брешь шириной 8-10 км. Немцы не замедлили воспользоваться ошибкой и ринулись в сторону Марьино, оборону которого должна была осуществлять 91-я бригада. Чтобы исправить ошибку, пришлось отправить бригаду полковника Лобанова в ночную атаку с целью захвата деревни, которую бригада и захватила рано утром ценой больших потерь.
Убедившись во временной надёжности новых оборонительных рубежей, Соломатин сформировал небольшой специальный резерв корпуса из 32-го отдельного авто-бронебатальона и 57-го отдельного мотоциклетного батальона и расположил их вокруг КП корпуса в лесах, в 5 км к юго-востоку от Цицино. Теперь Соломатину предстояла самая сложная задача: воздвигнуть сплошную линию обороны по всему периметру и одновременно собрать силы для прорыва окружения. Позднее Соломатин так описывал свои действия:
«Для большей устойчивости обороны противотанковые орудия и пушечная артиллерия в бригадах были расположены непосредственно в боевых порядках подразделений и предназначались для стрельбы по танкам, крупнокалиберные зенитные пулемёты поставлены в первой линии боевых порядков для стрельбы по наземным целям, оставшиеся танки располагались вблизи переднего края обороны и предназначались только для стрельбы с места с круговым обстрелом. Кроме того, в бригадах были созданы небольшие резервы из мотострелковых рот и рот автоматчиков.
В связи с недостатком боеприпасов и трудностью их получения был дан приказ огонь по атакующим танкам врага открывать с дистанции не далее 400-500 м, а по пехоте, в том числе и из крупнокалиберных зенитных пулемётов, — не далее 200-300 м. Для ведения огня по пешей разведке противника были специально выделены пулемёты, расчёты которых имели право открывать огонь только по команде командиров рот.
Во всех частях устанавливалась сокращённая норма дневного рациона питания, так как неизвестно было, сколько времени придётся вести боевые действия в тылу противника».
Несмотря на первоначальный приказ Тарасова сохранить позиции, Соломатин чувствовал, что в штабе фронта приняли иное решение, и предпринял первую попытку вырваться из окружения на рассвете 8 декабря. Но три его штурмовых бригады сразу столкнулись с наступающими частями немецких танковых гренадерских соединений на окраине Цицино и были вынуждены в беспорядке отступить. В ожесточённой схватке во время штурма немецких форпостов погибли командир 37-й бригады полковник Шанаурин и его комиссар, подполковник И.А. Панфилов. Потерявшая часть личного состава бригада, командование которой принял капитан П. Р. Угрюмов, вместе с двумя другими отступила на восток, в леса. Войска Соломатина заняли круговую оборону в ожидании удобного случая, чтобы вырваться из немецкой ловушки. Соломатин был уверен, что Жуков и Пуркаев не бросят его и солдат на произвол судьбы.
Начиная с 9 декабря окружённые войска Соломатина неоднократно предпринимали атаки различной силы против немецких войск, занимавших 3-5-километровый коридор, который отделял части Соломатина от основных советских сил. Полная неразбериха с обстановкой, нехватка немецкой пехоты в коридоре и усиливающееся отчаяние советских войск превратили операцию в ряд отдельных вылазок, увенчавшихся 15 декабря окончательной попыткой русских вырваться из окружения.
9 декабря перед генералом Гарпе и его дивизионными командирами встала первая задача: найти способ превратить укрепления в коридоре, представляющие собой несколько небольших опорных пунктов, в прочный заслон, способный выдержать широкомасштабные усилия русских, направленные на прорыв. Для этого требовалось закрепиться на позициях, занятых 1-й танковой дивизией генерала Крюгера и боевыми группами дивизии «Великая Германия» на севере, а также силами 30-го армейского корпуса, рассредоточенными в южном направлении по всей территории коридора. Для этого на рассвете 9 декабря небольшая ударная группа стрелкового полка и боевой группы Кассница, состоящая из шести штурмовых орудий и пехотной роты, атаковала Дубровку, но сразу обнаружила, что передовые части 19-й танковой дивизии находятся не в самом населённом пункте. Вместо этого они заняли деревушку Черепы к югу от Дубровки и закрепились там. Как только небольшой отряд немецких стрелков вошёл в Дубровку, русские попытались атаковать его с целью прорыва. Понеся тяжёлые потери, немецкая ударная группа отступила на километр к северу и запросила помощи, чтобы заделать брешь в укреплениях. Чтобы закрыть эту брешь и предотвратить дальнейшие попытки русских прорваться на запад, 73-й танковый артиллерийский полк 1-й танковой дивизии приступил к интенсивному обстрелу Дубровки и разрыва между позициями 1-й и 19-й танковых дивизий. Пока боевая группа Кассница закреплялась на позициях и перегруппировывалась для более мощного штурма Дубровки, боевая группа фон Витерсгейма (113-й танковый гренадерский полк) атаковала в южном направлении и захватила Влазнево — русский опорный пункт в трёх километрах к северо-востоку от Дубровки.
Поздно вечером того же дня штурмовые отряды 19-й танковой дивизии атаковали с юга, а стрелковый полк дивизии «Великая Германия» с севера и наконец образовали тонкую, но непрерывную линию обороны чуть западнее Дубровки, таким образом блокировав дальнейшее отступление русских. В итоге немцы получили возможность эвакуировать раненых солдат 30-го армейского корпуса на север, в госпитали Белого.
Далее на восток боевая группа фон дер Медена развернулась на позициях, имея на правом фланге батальон К-1, в центре — 37-й танковый сапёрный батальон и 2-й батальон 1-го танкового гренадерского полка, а на левом фланге — 208-й строительный батальон. Эта группа двинулась на юго-запад из Ананино, на запад от реки Нача, задерживаясь в пути не только из-за сопротивления противника, но и из-за сильных метелей. К концу дня боевая группа очутилась на полпути между реками Нача и Вена и приближалась к русским укреплениям у Марьино, Сорокине и Быково. Между частями группы фон дер Медена на Тараканово наступали силы 12-й танковой дивизии. Медленное продвижение немецких войск вперёд, чтобы задушить окружённых русских, продолжалось и 10 декабря, пока стрелковый полк полковника Кассница и боевая группа фон Витерсгейма совместно с передовыми частями 19-й танковой дивизии не захватили Дубровку целиком к 08:00. Затем объединённые немецкие войска очистили от противника холмы у Черепов и Влазнево, а 113-й гренадерский полк встретился чуть восточнее Тараканово с передовыми частями 12-й танковой дивизии. Теперь всякая связь между окружёнными русскими и основными силами 41-й армии была прервана, петля неумолимо затягивалась. Боевая группа фон дер Медена дюйм за дюймом продвигалась на запад, захватила Быково, Мазуры на юге и соединилась с войсками 21-го танкового гренадерского полка 20-й танковой дивизии. Теперь на юго-востоке линия окружения тоже стала непрерывной. Русские войска оказались зажатыми в лесах между шоссе Белый-Духовщина и долиной реки Вена.
Поздно вечером 10 декабря катастрофические события на юге, под Сталинградом, отрицательно отразились на ходе сражений, бушующих у Ржевского выступа. Выполняя приказы ОКХ, генерал Гарпе нехотя вывел из боя 74-й танковый гренадерский полк 19-й танковой дивизии, сформировал боевую группу и отправил её на юг по железной дороге. Одновременно Гарпе возложил на генерала Крюгера из 1-й танковой дивизии обязанность командовать всеми немецкими войсками северной половины коридора окружения (от Дубровки далее на север). Части 12-й и 20-й танковых дивизий несли ответственность за восточную и южную стороны сжимающегося оборонительного обвода русских.
С 11 по 14 декабря три полных, но ослабленных танковых дивизии и остатки четвертой вели непрекращающиеся кровопролитные сражения и по периметру «котла» у Белого, и у реки Вишенка. Русские снайперы воспользовались лесными позициями, чтобы увеличить потери немецких войск. Разведбат К-1 1-й танковой дивизии, стремясь встретиться южнее Быково с 25-м танковым гренадерским полком 20-й танковой дивизии, понёс особенно тяжёлые потери 13 декабря — и от вражеских снайперов, и в ходе яростных сражений. Воспоминания очевидца действий 208-го строительного батальона свидетельствуют о том, какими жестокими были схватки:
«208-й строительный батальон (капитана Эстефельда), отважно сражавшийся всю последнюю неделю, понёс значительные потери 14.12.1942, расчищая лощину у Лукового (близ Сорокине), где противник оборонялся под прикрытием прочных блиндажей. Прячась в воронках и за деревьями, солдаты Красной Армии, явно нечувствительные к морозу, подпускали солдат разведывательных и инженерных частей почти вплотную и открывали огонь. Вместе с храбрыми солдатами разведки и строительных частей погиб командир 1-й роты 208-го строительного батальона капитан Ваншаффе. После тщательного прочёсывания лесов этот батальон также был отправлен (на отдых и пополнение)».
Продвижение немцев было медленным, но верным. Настолько верным, что вечером 14 декабря генерал Гарпе уже планировал перевести часть своих войск на север — помочь устранить все ещё зияющую брешь в обороне немцев в долине Лучесы. Но с этим решением пришлось повременить: на следующий день схватки вспыхнули с новой силой — окружённые русские вновь попытались вырваться на свободу.
После первой неудачной попытки прорыва генерал Соломатин внёс изменения в планы обороны и стал ждать или замены войск, или нового шанса удрать из немецкой ловушки. Позднее он вспоминал о пережитом испытании:
«В течение девяти суток, с 7 по 15 декабря, войска 1-го механизированного корпуса и подчинённые ему стрелковые бригады, ослабленные предыдущими боями, испытывая острый недостаток боеприпасов, продовольствия, в полном окружении героически удерживали занимаемый рубеж. Крупные силы танковых и пехотных дивизий врага при поддержке артиллерии и авиации по нескольку раз в день предпринимали атаки, но каждый раз вынуждены были откатываться назад.
Не добившись успеха в открытом бою, фашистские генералы прибегали к грязным провокациям. Через мощные репродукторы каждое утро гитлеровцы громогласно объявляли, что командование корпуса вылетело в тыл, оставив свои войска на произвол судьбы, и предлагали бойцам не отдавать напрасно своих жизней, прекратить сопротивление и сдаться в плен. Никто этой провокации, конечно, не верил. В ответ советские воины забрасывали в окопы противника листовки с текстом покрепче послания запорожцев турецкому султану.
В тяжёлых боях в тылу врага советские воины показали высокий моральный дух. Весь личный состав корпуса, следуя примеру командиров и политработников, коммунистов и комсомольцев, сражался мужественно, не щадя своей жизни. Смелость и отвага становились нормой поведения каждого воина».
Неизвестно, насколько справедливы эти утверждения, но ясно, что войска Соломатина были обречены либо совершить прорыв с огромными потерями, либо погибнуть. Все восемь дней, пока по периметру зоны окружения, а особенно на западе этой зоны полыхали сражения, разведка Соломатина пыталась нащупать слабину в немецкой обороне. И, наконец, к 14 декабря стало ясно, что все припасы на исходе. Для миномётов и танков осталось по пять-шесть снарядов, для пулемётов и автоматов — по десять-пятнадцать лент или дисков, для винтовок — не более пяти патронов. Авиация попыталась наладить снабжение войск Соломатина по воздуху, но почти безуспешно. Более того, немцы вели артиллерийский огонь со всех сторон, увеличивая потери и уничтожая те немногочисленные запасы, которые корпус Соломатина собрал, готовясь к прорыву. Было уже совершенно ясно, что армия Тарасова слишком ослабела, чтобы произвести замену войск. Словом, оставалось только предпринять попытку прорыва. Поздно вечером 14 декабря Жуков, который лично принял командование 41-й армией после отставки генерала Тарасова, разрешил Соломатину действовать. Соломатин с радостью принял приказ и немедленно приступил к приготовлениям.
К 15 декабря войска генерала Соломатина настолько ослабели, что в немецких источниках почти не упоминаются попытки вырваться из окружения: все боевые действия того периода слились в обширную панораму непрерывных боев.
«В „котле“ и у краёв „котла“ бушевали яростные схватки, во время которых, несмотря на неблагосклонность погоды и пересечённую местность, немецкие солдаты демонстрировали поразительный темп наступления, а также упорное и ожесточённое сопротивление. Назревал кризис, несколько раз казалось, что прорыв уже неизбежен. Пока две танковых дивизии (19-я и 20-я), кавалерийская дивизия СС и другие формирования сражались на севере, одно из русских подразделений сумело прорваться в слабом месте у Плоской (между Цицино и Шипарево). Большая часть русских осталась в „котле“, их атаковали со всех сторон, разбивали на группы, сжимали в кольцо и уничтожали. В последующие недели основные бои были подкреплены рядом местных атак».
Получив от Жукова разрешение на прорыв, Соломатин быстро сформулировал план выведения своих войск из окружения вместе с максимальным числом раненых и техники (37). Поначалу он намеревался выйти из окружения пешком, по лесам и болотам между Шевнино и Демяхи, где местность способствовала бегству, а немецкие укрепления были особенно ненадежны. Однако наличие раненых и техники заставило его отказаться от этого замысла. Тогда Соломатин решил прорываться на запад, по кратчайшему пути между Дубровкой и Шипарево. Атаку он назначил на 23:00 15 декабря, чтобы завершить отступление к следующему утру.
Для прикрытия атаки и отвлечения противника по рации Соломатин запросил у Жукова, находящегося в штабе 41-й армии, артподготовку в 22:40, массированный обстрел немецких укреплений по обе стороны от пути его следования — до начала движения и во время него, чтобы предотвратить сосредоточение войск противника на флангах. Кроме того, он попросил Жукова зажечь в районе Клемятино три больших костра, чтобы облегчить ориентацию.
Планируя собственно штурм, Соломатин поместил в первом эшелоне 74-ю стрелковую, 19-ю и 37-ю механизированные бригады. 74-я бригада полковника Репина должна была обойти Дубровку с запада, 19-я бригада подполковника Дубровина — обойти Цицино с запада, а 37-я бригада капитана Угрюмова — охватить Шипарево с востока. Всю оставшуюся артиллерию, танки и зенитные орудия Соломатин передал в распоряжение штурмовых сил первого эшелона. Во втором эшелоне он оставил 91-ю стрелковую и 35-ю и 48-ю механизированные бригады — удерживать сжимающийся обвод во время прорыва. Как только прорыв состоится, эти бригады будут быстро отступать по тому же коридору, прикрываемые с флангов 32-й отдельной бригадой бронемашин капитана А.М. Власкова и 75-м мотоциклетным батальоном майора А.Н. Ледюка. Эта впечатляющая расстановка сил заставляла забыть о том, что в каждой из бригад насчитывалось менее 2000 человек и что их поддерживал лишь десяток боеспособных танков (38).
Остаток дня и вечера 15 декабря войска Соломатина пытались перегруппироваться для атаки под почти непрерывным артиллерийским огнём противника, который нарушал движение и заставлял отчётливо осознавать, что осуществить план прорыва невозможно. Части первого эшелона сумели занять исходные позиции своевременно, но многие войска второго эшелона серьёзно отставали. Однако у Соломатина не было выбора: ему пришлось предпринять атаку в назначенное время, всеми силами, какие имелись в его распоряжении.
В 22:40 артиллерия Жукова приступила к обстрелу, привлекая внимание немцев к участку фронта у реки Вишенка. Соломатин описал последующие действия:
«В 23 часа был дан сигнал бригадам первого эшелона об открытии огня и начале атаки. Противник совершенно не ожидал удара с этой стороны. И когда бригады открыли огонь и, не прекращая его, двинулись в атаку, гитлеровцы в панике стали разбегаться, бросая танки, пушки, пулемёты и другое вооружение… Смелой атакой бригады первого эшелона расчистили путь, и по заранее разработанному плану начался отвод всех войск из тыла врага.
Таким образом, произошло нечто неожиданное, как это нередко бывает в боевых условиях. В самом деле, до этого командованием 41-й армии предпринималась не одна попытка сравнительно большими силами прорвать извне кольцо окружения, но каждый раз безуспешно. Теперь же значительно меньшими силами удалось, обманув противника и достигнув внезапности, разгромить его и добиться успеха. Почти без потерь бригады 1-го механизированного и 6-го стрелкового корпусов к рассвету 16 декабря организованно вышли из вражеского тыла, а танки, машины и тяжёлое вооружение, оказавшиеся не на ходу или неисправными, уничтожили на месте…
После выхода из окружения две бригады 1-го механизированного корпуса заняли оборону: 35-я — на участке Емельянове, иск. Клемятино; 19-я — в районе Клемятино. Остальные бригады и части корпуса, а также 48-я отдельная механизированная бригада отошли в район Раменка, Рыжкове. 74-я и 91-я стрелковые бригады присоединились к своему корпусу».
В своём не вполне достоверном отчёте Соломатин не упомянул о том, что его механизированный корпус потерял 1300 человек убитыми и пропавшими без вести, 3500 было ранено во время рискованного прорыва и только 4000 из 15200 человек сумели вернуться в расположение 41-й армии. В 6-м стрелковом корпусе Поветкина потери были ещё больше. Более того, на поле боя оба корпуса потеряли почти всю технику и вооружение. Победный марш 41-й армии Тарасова в немецкий тыл завёл их дальше, чем войска любого другого сектора Ржевского выступа. Но в конце концов операция вылилась в трагедию. Вместо того чтобы оказывать помощь 20-й армии в операции под Сычевкой, командованию пришлось просить помощи у 20-й армии, чтобы спасти 41-ю армию и операцию «Марс» в целом.
В немецких отчётах о ходе боевых действий отражены колоссальные потери войск Соломатина и Тарасова в «котле» у города Белый. После нескольких дней очистки поля боя, поиска ещё живых русских и уничтожения очагов сопротивления, 1-я танковая дивизия оценила масштабы потерь противника. В отчёте дивизии имеется лаконичное перечисление уничтоженных русских войск: «Часть 134-й стрелковой дивизии, Новосибирская добровольческая сталинская дивизия (150-я стрелковая дивизия), 1-й механизированный ударный корпус с 19-й, 35-й, 47-й и частично 37-й мотомеханизированными бригадами, а также 65-я и 219-я танковые бригады, 6-й сталинский корпус с 74-й, 75-й и 91-й сталинскими бригадами».
Далее в отчёте сказано: «Из этих войск боевая группа фон дер Медена и части 12-й танковой дивизии уже уничтожили 35-ю и 47-ю мотомеханизированные бригады. Из танков окружённого противника, которых вначале насчитывалось до 300, около 200 было уничтожено, причём численность танков сократилась на две трети, а численность пехоты противника — примерно до 30 %. Однако окружение почти не ослабило его артиллерию: как и прежде, к западу от шоссе на Белый была сосредоточена большая часть стволов, лишь незначительные артиллерийские подразделения были введены в прорыв. Во время уже завершившегося сражения мощная авиация Красной армии успешно прикрывала артиллерию в зоне прорыва».
В целом, с учётом ущерба, нанесённого боевыми группами фон дер Медена и Хольсте, 1-я танковая дивизия в период с 26 ноября по 10 декабря уничтожила: 121 танк, 13 штурмовых орудий, 23 полевых пушки, 44 гранатомёта, 8 полевых кухонь, 17 бронемашин, 57 противотанковых ружей, 488 человек было взято в плен. Ввиду отсутствия топлива много танков попало в руки немцев во время попытки прорыва и после неё, потери противника на участке 30-го армейского корпуса тоже были велики. В отчёте о ходе боевых действий советского 1-го механизированного корпуса подтверждаются эти цифры и называются ещё более высокие.
