КРУПНЕЙШЕЕ ПОРАЖЕНИЕ ЖУКОВА

Текст статьи

Продолжение.
Крюков получил почти такой же приказ, но конечной целью в нем было названо продвижение к лесу Медведь и на север к Чертолино. Кирюхин, Лобачёв и его начальник штаба мысленно видели, как кавалеристы Крюкова и танки выдвигаются, по возможности, бесшумно на исходный рубеж для наступления позади пехоты, сосредоточенной на восточном берегу Вазузы. Пока они совещались, почти весь оперативный отдел армии находился в поле, наблюдая за тайными действиями и способствуя им. Большая карта на стене КП была густо испещрена красными стрелками, обозначающими многочисленные маршруты, по которым в ту ночь войскам предстояло тихо пройти в направлении квадратов, отмечающих районы сбора подразделений. Втайне Кирюхин считал, что перемещения десятков тысяч солдат его армии в ту ночь не могут не возбудить подозрения немцев. Но это не имеет значения, поспешно напоминал себе он. Удар будет нанесён уже завтра, немцы ничего не успеют предпринять. В голове Кирюхина мелькнула мысль о том, что точно такие же сцены повторяются в штабах других советских армий по всему обширному контуру безмолвствующего Ржевского выступа.

 

 

ПЕРЕДОВОЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ 41-Й АРМИИ, РАМЕНКА

Вечером 24 ноября примерно в 110 км западнее Вазузы 105 тысяч солдат и свыше 400 танков 41-й армии завершали приготовления к наступлению. Пехота занимала передовые позиции, артиллерия заканчивала с трудом выдвигаться на новые огневые рубежи, более 200 танков 1-го механизированного корпуса осторожно перебирались через почти замёрзшие болота, растянувшиеся от тыловой полосы до района окончательного сбора корпуса. Задача была не из лёгких: несмотря на то, что 41-й армии не требовалось в ходе наступления форсировать реку, её сектор окаймляла труднодоступная местность юго-западнее Белого. Несколько недель армия занимала позиции для возможной атаки дальше к югу, на более доступной местности по обе стороны от крупной сети дорог, ведущих от фронта на юг, к Духовщине. Там 41-я и 43-я армии имитировали сосредоточение войск и бронетехники в надежде, что немцы ослабят оборону сектора Белого. Вот почему штаб армии располагался в Устье, восточнее дороги на Духовщину и к юго-западу от Белого, а не в тыловой полосе предполагаемого главного сектора атаки.
Планирование наступления оказалось сложной задачей, и даже теперь, накануне атаки, некоторые ключевые вопросы остались непроясненными. Именно поэтому трое лиц, от которых непосредственно зависел успех атаки, встретились на передовом командном пункте на поляне к западу от Белого и к северу от необозримых заболоченных лесов, а не в более удобном штабе в Устье. Этими троими были генерал-майор Г.Ф. Тарасов, тридцатишестилетний командир 41-й армии, генерал-майор С.И. Поветкин, командующий 6-м сталинским добровольческим сибирским стрелковым корпусом, и генерал-майор М.Д. Соломатин, командующий 1-м механизированным корпусом. Подчинённые им войска были сравнительно свежими. Армию сформировали в мае 1942 года. Герман Федорович Тарасов, бывший офицер НКВД и командир 249-й стрелковой дивизии в 1941 году, стал её первым и единственным командующим. Сибирский корпус Поветкина сформировали в августе, наделив почётным названием «сталинского» потому, что он состоял преимущественно из патриотически настроенных добровольцев. Поветкин был ветераном, возглавлявшим 47-й стрелковый корпус во время изнурительных боев в Белоруссии летом 1941 года. Механизированный корпус Соломатина стал одним из первых усиленных механизированных корпусов, сформированных в августе 1942 года. Советы надеялись, что более мощные механизированные корпуса, с улучшенным соотношением танков и моторизованной пехоты по сравнению с прежними танковыми корпусами, смогут успешнее действовать в ходе глубоких операций. Войскам Тарасова, Поветкина и Соломатина предстояло получить «крещение огнём» в секторе Белого. Все три генерала считались энтузиастами и опытными боевыми командирами, однако в новой должности каждого из них ждало серьёзное испытание.
Командующий фронтом Пуркаев в общих чертах обрисовал боевую задачу каждому из них ещё несколько недель назад, но изменения в боевом порядке, особенно переброска 2-го механизированного корпуса на запад, существенно осложнили задачу Тарасова. Оставаясь совершенно ясной, она стала более трудновыполнимой. Армии Тарасова предстояло прорвать немецкую оборону южнее Белого, расширить зону прорыва на запад и на север, соединиться с частями 20-й армии у основания Ржевского выступа и помочь ликвидировать немецкие войска, окружённые на севере. Поначалу Тарасов и его подчинённые были убеждены, что два механизированных корпуса, на которые изначально возложили эту задачу, легко справятся с ней. Но в том, что она окажется под силу одному корпусу, они всерьёз сомневались. Поэтому во многих вопросах полной ясности не было.
Тарасов по-прежнему планировал воспользоваться помощью стрелкового корпуса Поветкина для прорыва тактической обороны противника. Затем механизированный корпус Соломатина должен был двинуться на запад, чтобы выполнить свою основную задачу — соединиться с подвижными силами 20-й армии. Вопрос заключался в следующем: каким образом Соломатин будет защищать свой южный фланг от немецких контратак и помогать пехоте окружать противника у Белого, одновременно выполняя собственную основную задачу? Несмотря на все попытки найти выход, в отсутствие второго механизированного корпуса проблема все равно оставалась. Жуков считал, что наметил возможные пути решения, забрав 2-й механизированный корпус Корчагина из 41-й армии: он переподчинил Тарасову две отдельных механизированных бригады (47-ю и 48-ю), но это лишь осложнило положение. Соломатин добивался передачи этих бригад своему корпусу, а Тарасов возражал — образовавшееся формирование из десяти подвижных бригад и полков будет слишком крупным, чтобы Соломатин смог командовать им. И кроме того, Тарасов стремился оставить эти две бригады в резерве армии, чтобы ввести их в бой в наиболее благоприятный момент наступления. В конце концов Тарасов добился своего, и бригады остались в резерве.
В результате Соломатин разработал несколько планов действий своего корпуса, но так и не составил чёткого представления о том, как осуществить основную задачу.
Перед командирами, планировавшими наступление 41-й армии, вставали и другие, более узкие проблемы. Силам армии предстояло собраться для атаки на труднодоступной местности к западу от Белого, а затем нанести удар по укреплённым оборонительным позициям противника вдоль стратегически важного шоссе, ведущего на север, к Белому — артерии, за которую немцы так упорно цеплялись во время ожесточённых сражений предыдущей зимы. Более того, сам город Белый представлял собой настоящую крепость, которая выдержала неоднократные яростные атаки советских войск той же зимой, а теперь препятствовала их продвижению. Главная дорога вела из города на юг, до пересечения с шоссе, ведущего на юг от Торопца и Западной Двины через Духовщину и Ярцево. Эта дорога находилась под усиленной охраной, к западу от неё раскинулись обширные леса среди частично или полностью замёрзших болот. Коммуникации к западу от главной дороги пребывали в плачевном состоянии, что сильно затрудняло подвоз боеприпасов и сосредоточение советских войск. Немцы вырубили лес на расстоянии до 2 км по обе стороны от дороги с целью улучшения видимости и поля обстрела. Многочисленные деревни вдоль дороги немцы превратили в настоящие крепости своей первой линии обороны. Чуть восточное дороги протекала река Вишенка. её можно было перейти вброд, более того, она уже замёрзла, но её крутые берега и прилегающие к ним топи представляли серьёзное препятствие и для пехоты, и для танков. Предстоящее форсирование реки осложнялось тем, что к востоку от неё располагалась густая сеть укреплённых деревень на открытой местности и вдоль опушки большого леса, протянувшегося далее к востоку. Советским войскам предстояло прорвать эту укреплённую линию обороны и по лесу достигнуть открытой местности, расположенной далее на запад, вдоль рек Нача и Лебастина. Объекты ближайших задач Советской армии находились за рекой Нача, вдоль немецкой коммуникационной дороги, ведущей в Белый с юго-востока, со стороны деревни и железнодорожной станции Владимирское. Вдоль этих рек разведка обнаружила вторую линию обороны противника. Учитывая рельеф местности и расположение на ней немецких укреплений, все три командира обратили особое внимание на Владимирское. Они согласились, что для успеха операции необходимо быстро прорвать второй оборонительный пояс противника и так же быстро захватить ключевой железнодорожный узел и дорожный перекрёсток. Но ещё важнее успеть захватить их прежде, чем немецкие бронетанковые резервы преградят путь наступлению советских частей.
Ночью 24 ноября Тарасов, Поветкин и Соломатин согласовали план достижения этой цели. Корпус Поветкина должен был приступить к прорыву после интенсивной артподготовки, которую проведут двенадцать артиллерийских полков Тарасова, чтобы сокрушить передовые немецкие укрепления. Армейская разведка выяснила, что оборону предполагаемого основного сектора атаки держит только один полк немецкой 246-й пехотной дивизии при поддержке неукомплектованного моторизованного полка с неизвестным номером, стоящего лагерем к востоку от Белого, и нескольких подвижных резервных подразделений — вероятно, дислоцированных вдоль коммуникаций близ Владимирского. Поветкин планировал бросить в бой 150-ю стрелковую дивизию полковника Н.О. Груза в наиболее укреплённом секторе противника, к югу от Белого, а 75-ю стрелковую бригаду полковника А.Е. Виноградова и 74-ю стрелковую бригаду полковника И.П. Репина — против немецких войск далее к югу. Во втором эшелоне Поветкин оставил 78-ю стрелковую бригаду полковника И.П. Сивакова и 91-ю стрелковую бригаду полковника Лобанова, готовых оказать содействие подвижным силам, расширяя и углубляя брешь в обороне противника. На правом фланге 17-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Е.В. Добровольского должна была захватить Демяхи, находящиеся под защитой немецкой 2-й авиаполевой дивизии, расширить участок прорыва к югу и прикрывать правый фланг 41-й армии во время её наступления в глубь немецких укреплений.
Учитывая надёжность и сложность обороны противника, Соломатин разработал два варианта действий своего механизированного корпуса. Если Поветкину удастся легко прорвать передовую оборону немцев, наступление поведут три механизированные бригады, причём каждую возглавит свой танковый полк с пехотинцами на броне. В этом случае две танковых бригады двинутся в наступление во втором эшелоне, за авангардом, в любой момент готовые приступить к манёврам с целью развития успеха механизированных бригад. На случай упорного первоначального сопротивления противника Соломатин задумал атаку одной механизированной бригады с танковым полком в центре и двумя танковыми бригадами на флангах. Прочие бригады оставались во втором эшелоне и следовали за передовыми. В обоих вариантах ведущие бригады корпуса должны были форсировать реку Нача и захватить Шапково, Владимирское и Матренино к концу третьего дня операции. Соломатин надеялся, что к этому моменту, учитывая широкий разброс ведущих бригад, Тарасов уже отдаст под его командование две свежих отдельных механизированных бригады. В противном случае Соломатин рисковал очутиться в затруднительном положении, не зная, как осуществить дальнейшую задачу. С другой стороны, Соломатина радовало то, что Тарасов придал его корпусу большую часть шести противотанковых артиллерийских полков армии.
Сравнивая свои сведения с сообщениями Тарасова и Поветкина, Соломатин знал, что его войска уже выдвигаются к позиции для наступления с восточной оконечности болот, на расстоянии 5-6 км от передовых немецких укреплений. Они выступят с этих позиций на следующий день рано утром, когда грохот артиллерийской и авиационной подготовки заглушит рокот 240 танков корпуса. Соломатин задумался: как его войска перенесли неожиданный ночной марш? Чтобы скрыть от противника подготовку к наступлению, меры предосторожности ужесточили поистине по-драконовски. Тем не менее, думал Соломатин, чутье наверняка пробудило в солдатах подозрения, подсказало, что им предстоит. Чтобы сбить с толку инстинкты, было сделано все возможное. О наступлении знал только заместитель командира корпуса, начальник штаба, командиры бригад и артиллерийских полков да несколько старших офицеров оперативного отдела, но и они знали лишь самое необходимое. Все документы, относящиеся к операции, готовили в штабе корпуса, начальник штаба хранил у себя в сейфе только по одному экземпляру каждого. Все последующие приказы штаба передавали устно. В силу необходимости, поскольку день наступления приближался, командирам полков и батальонов сообщали о грядущем наступлении, но ограничивались их конкретными задачами. Солдат извещали об атаке только после того, как они оказывались на последней передовой позиции для наступления, за несколько часов до атаки. Но Соломатин понимал: несмотря на все эти меры, те, кто уже участвовал в боях и выжил, инстинктивно почувствовали, что принесёт им завтрашнее утро. Соломатин думал: «Мне бы такой дар предвидения!»

 

 

ШТАБ 22-Й АРМИИ, ТАГОЩА

Пока 20-я и 41-я армии планировали основные атаки у основания Ржевского выступа, 22-я и 39-я армии готовились нанести второй по значимости удар на западном фланге, и острие выступа. Жуков отнёс атаку генерал-майора Н.А. Юшкевича к второстепенным, но, несмотря на это, придал 22-й армии новый 3-й механизированный корпус под командованием одного из самых выдающихся танкистов Красной армии, генерал-майора М.Е. Катукова. Славу талантливого командира танковой бригады Катуков снискал в битвах за Москву, а в 1942 году сформировал и возглавил 1-й танковый корпус. В сентябре 1942 года, когда Советы приступили к формированию механизированных корпусов, Сталин лично поручил Катукову командование новым 3-м мехкорпусом. Катуков оставил при себе большую часть служащих своего прежнего танкового корпуса и танковой бригады, которые и обрадовали испытанное в боях ядро формирования. В новой команде Катукова должность комиссара корпуса занимал Н.И. Попель, который прошёл с Катуковым всю войну и впоследствии описал боевой путь и знаменитой 1-й танковой армии, и её командующего.
Василий Александрович Юшкевич, сорокапятилетний командующий 22-й армией, сам был опытным ветераном боев, служившим в армии ещё с Гражданской войны. Когда немцы осуществили план «Барбаросса», Юшкевич командовал дивизией, а позднее тем же летом — 44-м стрелковым корпусом Западного фронта. В августе 1941 года Жуков назначил его командующим 22-й армией, во время московского контрнаступления он возглавлял 31-ю армию, а с апреля 1942 года — снова 22-ю армию.
Канун операции «Марс» застал генерала Юшкевича на передовом КП его армии близ Тагощи — деревушки на болотистых берегах одноименной речки в 5 км южнее Лучесы. Сектор 22-й армии отличался отвратительными коммуникациями. Единственная щебёночная дорога, ведущая на юг от Нелидово к Белому на железной дороге Ржев-Западная Двина-Великие Луки, шла параллельно западной стороне Ржевского выступа. Главный штаб Юшкевича в Смольянках располагался у этой дороги в 9 км к югу от Нелидово, довольно далеко от фронта, чтобы следить за ходом операции. На полпути между Нелидово и Белым несколько грунтовых дорог тянулись на восток по обеим сторонам долины Лучесы, через заболоченные леса и к советским передовым позициям. Передовой КП Юшкевича находился у самой южной из этих подмёрзших просёлочных дорог, в 6 км от линии фронта.
В разгар дня генерал Юшкевич проводил на КП последнее совещание с генерал-майором М.Е. Катуковым из 3-го механизированного корпуса и командирами 185-й и 238-й стрелковых дивизий — полковниками М.Ф. Андрющенко и И.В. Карповым. Сравнительно низкая численность 22-й армии, где первоначально насчитывалось около 80 тысяч человек и 270 танков при поддержке 7 артиллерийских полков и 3 противотанковых полков, указывала на превосходные наступательные возможности этой армии, ибо оборона немцев на её участке была довольно слабой. Разведка выяснила, что подразделения одного из полков 86-й немецкой пехотной дивизии защищают подходы к долине Лучесы, а один из полков 110-й пехотной дивизии — широкий участок фронта к северу и к югу от Ветки. Где-то в тылу скрывались части моторизованной дивизии «Великая Германия», однако разведка верно предположила, что эта дивизия служит резервом немецкого 41-го танкового и 23-го армейского корпусов, развёрнутых к югу и к северу от Оленине.
По своему обыкновению, Юшкевич избрал для атаки разграничительную линию между двумя обороняющимися немецкими дивизиями. Кроме того, он ввёл обманный план, который, вдобавок к обычным мерам соблюдения секретности, включал имитацию наступательной активности на левом фланге его армии. Там генерал-майор В.Н. Далматов сосредоточил два полка своей 362-й стрелковой дивизии на наступательных позициях маленького выступа южнее дороги Нелидово-Оленине. В любом случае это сосредоточение сил должно было оказаться полезным, когда оставшиеся части 22-й армии перейдут в наступление после успешного начала операции «Марс».
Подобно соседям, 22-й армии пришлось производить активную перегруппировку своих ограниченных сил непосредственно перед наступлением, чтобы сосредоточить войска требуемой численности на участке фронта у Лучесы. За две ночи бронетехника Катукова переместилась с позиций возле штаба армии к югу от Нелидово в район сбора, в 8 км от фронта. Одновременно полковник М.Ф. Андрющенко, командир 185-й стрелковой дивизии, сосредоточил свои 280-й и 1319-й стрелковые полки в двухкилометровом секторе чуть южнее Лучесы, поручив единственному оставшемуся полку прикрывать 15 км фронта на севере участка. Полковник И.В. Карпов из 238-й стрелковой дивизии поступил так же, сосредоточив все три своих полка на правом фланге Андрющенко и оставив единственный батальон для прикрытия своего протяжённого правого фланга. Силам двух дивизий предстояло двинуться в атаку рано утром, прорвать немецкую оборону и проложить путь для мехкорпуса Катукова вверх по долине Лучесы.
Корпус Катукова, выстроенный двумя эшелонами с двумя танковыми бригадами в авангарде, должен был последовать за пехотой и совершить бросок для захвата своей первой цели, населённого пункта Старухи, к концу первого дня операции. К концу третьего дня корпусу предстояло достигнуть главного шоссе и немецкой коммуникационной дороги, ведущей от Оленине на юг к Белому. Преодолев эту ключевую артерию, одна половина корпуса Катукова должна была двинуться на север, к Оленине, а вторая — на юг, к Белому. Судя по предварительным оценкам численности противника, задача была сравнительно простой. Настолько простой, что в последнюю минуту генерал Юшкевич запросил разрешения штаба фронта начать атаку раньше, в 16:00 24 ноября, силами бронетанковой разведки и получил его.
На дневном совещании, выслушав донесения разведки, Катуков заверил Юшкевича, что его войска готовы к действиям, а командующий армией предложил воспользоваться слабостью противника, проведя разведку силами бронетанковых подразделений. Он рассудил, что в случае успеха разведка внесёт беспорядок в немецкую оборону ещё до начала атаки основных сил армии. Катуков, которому не терпелось ринуться в бой, согласился. Юшкевич спросил у Катукова, какая из его бригад второго эшелона считается лучшей, и Катуков незамедлительно ответил: «3-я механизированная бригада Бабаджаняна». «Вот он пусть и начнёт атаку, — заключил Юшкевич, — сегодня в 16:00». Ошеломлённый дерзостью такого решения и прекрасно сознающий, что полковник А.Х. Бабаджанян не станет атаковать, пока не закончит все приготовления, Катуков тем не менее воспринял это предложение как приказ. Приказ из штаба армии был отправлен с офицером связи в 15:30.
Бабаджанян встретился с этим посыльным около 18:00 в своём блиндаже по соседству с районом сбора бригады. Позднее Бабаджанян писал в мемуарах, что офицер вручил ему пакет приказов, требовавших начать наступление в 16:00 24-го числа, а не 25-го, согласно нынешним планам корпуса. Изменение планов в последнюю минуту не удивило Бабаджаняна: на его уровне такое часто случалось. Тем не менее он указал штабному офицеру: «Приказ не выполним, и не только потому, что вы доставили его мне с двухчасовым опозданием, но и потому, что для выдвижения к фронту бригаде требуется ещё два часа. Ни я, ни мои командиры понятия не имеют о системе обороны противника, артиллерия не в состоянии открыть огонь по неизвестным целям». Офицер связи возразил, что его работа — только передать приказ Бабаджаняну. Возвращая изученный приказ офицеру, который лишь пожал плечами, Бабаджанян резко добавил: «Вы же не автомат. Обязательно передайте мои возражения командованию». Офицер пообещал передать, и Бабаджанян, прекрасно понимая последствия такого ответа, немедленно велел своему начальнику штаба доложить о получении приказа командующему корпуса и подготовить бригаду к действиям.
В наступившей темноте бригада выдвинулась к новым наступательным позициям, которых достигла к полуночи. В разгар суеты гусеничная машина остановилась возле позиции Бабаджаняна. Из неё выскочили три пулемётчика, сопровождающие троих старших офицеров, которые направились к командиру бригады. Один спросил: «Вы полковник Бабаджанян?» Получив утвердительный ответ, офицер продолжал: «Я начальник особого отдела (НКВД) 22-й армии, а это прокурор и председатель военного трибунала. Вы арестованы за неподчинение боевому приказу в боевой обстановке. Сдайте оружие». Окружённый пулемётчиками, Бабаджанян сдал оружие прокурору и саркастически заметил: «Может, ещё прикажете связать мне руки? Для вас шестерых я один слишком опасен». Не оценив шутки, прокурор заявил: «Не волнуйтесь, Бабаджанян, у нас надёжная охрана». Председатель трибунала сердито хмыкнул и добавил: «Напрасно шутите, полковник. Ещё неизвестно, чем все кончится. Кто примет командование? Где ваш заместитель?».
Троица усадила Бабаджаняна в машину напротив пулемётчиков, транспорт тронулся. После продолжительной езды по лесу транспорт остановился у какой-то землянки. Вооружённый конвой остался снаружи, а Бабаджанян и три офицера вошли в тускло освещённое помещение, где за столом сидел офицер, в котором Бабаджанян узнал посыльного. Когда Бабаджанян проходил мимо стола, офицер пробормотал: «Я не виноват». Ничего не ответив, Бабаджанян последовал за офицерами во второе помещение — хорошо освещённое, где за большим столом сидел широкоплечий и светловолосый генерал-лейтенант В.А. Юшкевич.
Юшкевич негромко спросил: «Это вы Бабаджанян?» Бабаджанян доложил: «Полковник Бабаджанян, командующий 3-й мехбригадой 3-го мехкорпуса». Смерив командующего бригадой внимательным взглядом, Юшкевич тем же тоном продолжал: «Ясно… почему не выполнили боевой приказ?» Бабаджанян ответил: «Я не мог выполнить его!» — «Объяснитесь», — негромко потребовал генерал. Бабаджанян повторил то же самое, что сказал офицеру связи, и добавил: «Если бы я начал наступление в полночь, к утру вся бригада была бы уже перебита противником. Я предпочитаю сохранить бригаду». Юшкевич изумлённо воззрился на подчинённого, потом перевёл взгляд на его сопровождающих и заметил: «Интересно… дело попахивает трибуналом. А где сейчас ваша бригада?» Бабаджанян объяснил: «В полном составе на исходном рубеже для наступления, товарищ генерал». Юшкевич продолжал: «А завтра вы сможете прорвать оборону?» — «Если мне хватит времени подготовить и провести прорыв», — ответил Бабаджанян. «Сколько для этого потребуется световых часов?» — «Думаю, часа хватит», — ответил командующий бригадой.
«Когда сегодня светает?.. В 9:00? В таком случае, полковник Бабаджанян, командующий 3-й мехбригадой 3-го мехкорпуса, атака начнётся в 12:00. За её ходом я буду следить лично. — Юшкевич поднялся из-за стола, подошёл к Бабаджаняну и добавил: — Вместе с силами Западного фронта мы осуществляем серьёзную операцию — нам предстоит ликвидировать вражескую ржевскую группировку. Оборону противника мы должны прорвать любой ценой. Нам слишком дорого обойдётся выход на позиции. Самые большие надежды мы возлагаем на ваш мехкорпус. И на стрелковые войска, приданные вам. Желаю вам удачи. Извините, что оторвал вас от дела. — Пожимая ему руку, Юшкевич вдруг добавил: — А где же ваше оружие?» — Бабаджанян покосился на своих «телохранителей». — «А, они погорячились! — Юшкевич все понял и добавил: — Верните оружие, а когда извинитесь, не забудьте доставить полковника в расположение бригады».
В своих воспоминаниях Бабаджанян задумчиво добавлял: «На войне и не такое бывает».
Несмотря на провал попытки Юшкевича ускорить наступление, дальнейшие приготовления продолжались согласно графику. Все были убеждены, что утро принесёт грандиозный успех.

 

 

ПЕРЕДОВОЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ 39-Й АРМИИ, КРАСНАЯ ГОРА

Передовой КП 39-й армии располагался в роще к востоку от дороги, ведущей на юг от Селижарево к Молодому Туду и Оленине, в 15 км от фронта и — отнюдь не по совпадению — на предполагаемом направлении главного удара армии. Подыскать тихое место для КП в этом районе было нелегко, поскольку он находился в основной хозяйственной зоне советских войск, развёрнутых вдоль западного края Ржевского выступа. Теперь, когда грязь на дорогах подмёрзла, движение транспорта усилилось буквально по всем направлениям, поскольку подготовка к наступлению продолжалась. С одной стороны, это затрудняло перегруппировку, но, с другой — командующий армией генерал Зыгин признавал, что вся эта суматоха сбивает с толку немцев. Обширный узел материально-технического обеспечения обслуживал пять армий Калининского фронта, а также значительное количество поддерживающих частей. Именно по этой причине, не считая других, целям армии (и фронта) придавали такое значение. Захват городов Молодой Туд и Оленине на юге даже в случае провала операции «Марс» в целом дал бы советским войскам возможность держать под контролем верховья Волги, а также дорожный и железнодорожный узел Ржев-Оленине-Великие Луки. А это сократит расстояния для службы материально-технического обеспечения сил Калининского фронта по меньшей мере вдвое.
Командующий 39-й армией генерал-майор А.И. Зыгин выбрал Красную Гору местом для своего КП Ещё и потому, что она занимала центральное положение по отношению к фронту армии, простирающемуся почти на 50 км через вершину Ржевского выступа. Вид линии фронта во многом определялся преобладающим рельефом. Фронт тянулся вдоль реки Молодой Туд, к востоку от её верховьев, севернее Оленине изгибался длинной пологой дугой до места её впадения в Волгу, а затем двигался на юг вдоль Волги до предмостного плацдарма на её южном берегу, захваченного советскими войсками в конце лета. Силы 39-й армии занимали северный берег Молодого Туда на всем его протяжении — за исключением досадного немецкого предмостного плацдарма на северном берегу под самим городом Молодой Туд. К юго-западу от города у советских войск имелся маленький опорный пункт на южном берегу реки, напротив плацдарма на другом берегу Волги, километрах в двадцати к востоку. Вместо того чтобы атаковать немецкий опорный пункт Молодой Туд, Зыгин планировал увеличить свой плацдарм, чтобы обеспечить неглубокий охват противника в этом районе. Вот почему деревня Урдом, расположенная на полпути между предмостными плацдармами, была выбрана ближайшей целью его армии.
Генерал Зыгин принял командование 39-й армией в августе 1942 года от генерала НКВД И.И. Масленникова и руководил армией в ходе операций конца лета. Сыграв незначительную роль в августовской операции, он с нетерпением ждал возможности принять участие в уничтожении группы армий «Центр» во время операции «Марс». Жуков и Пуркаев возложили довольно простую задачу на его скромную армию численностью около 90 тысяч человек. Поскольку сектор Зыгина считался второстепенным, его армии недоставало крупных механизированных сил, приданных соседям, а также сокрушительной поддерживающей артиллерии. Зато в его распоряжении имелись две крепкие танковые бригады, механизированная бригада, три танковых полка и более девяти поддерживающих артиллерийских полков. Оставалось только оптимально распределить эти силы на обширном участке фронта. Зыгин считал, что его план наступления эффективно решает эту задачу. Вечером 24 ноября он обсуждал его с командирами, которым предстояло прорвать немецкие укрепления на реке Молодой Туд. Этими командирами были полковники В.Г. Коваленко, М.М. Бусаров и К.И. Сазонов, командиры 135-й, 158-й и 373-й стрелковых дивизий, и полковники К.А. Малыгин и Д. И. Кузьмин, командующие 81-й и 28-й танковыми бригадами. На совещании присутствовали также офицеры связи войск, которым предстояло наступать с предмостных плацдармов на реке на левом и правом флангах армии.
«Простая» задача Зыгина в рамках действий фронта заключалась в «овладении большаком Молодой Туд-Ржев на участке Урдом, Зайцеве и потом во взаимодействии с 22-й армией и ударной группой Западного фронта — населённым пунктом Оленине». В дополнение к большой протяжённости участка армии, Зыгин и его штаб столкнулись с непрекращающимися трудностями, связанными со сложным рельефом местности. Крутые, поросшие лесом берега реки Молодой Туд представляли значительное препятствие для продвижения вперёд, в особенности в сочетании с развитой системой немецких укреплений на южном берегу реки и вдоль южных склонов узкой речной долины. Южнее немецких приречных укреплений местность, простирающаяся на юг к шоссе Ржев-Оленине и железнодорожной ветке, была холмистой и густо поросшей лесом. Единственные обширные открытые пространства располагались вдоль дорог, которые, к счастью, тянулись с севера на юг и южнее предмостного плацдарма армии к востоку от Зайцево. Но проблемы с рельефом компенсировало то, что оборону всего сектора к западу от Молодого Туда и до приволжского плацдарма держала единственная немецкая пехотная дивизия, 206-я. Разведка доложила Зыгину, что части немецкой 14-й моторизованной дивизии дислоцированы в резерве в секторе Ржев-Оленине, но они рассеяны вдоль протяжённого участка фронта и их сбор потребует значительного времени. Зыгин надеялся достигнуть своих ближайших целей, в особенности захватить Урдом, прежде чем успеют собраться резервы противника. На слухи о том, что части немецкой моторизованной дивизии «Великая Германия» находятся где-то в этом же районе, Зыгин не обратил внимания, поскольку располагал более достоверной информацией, согласно которой та же дивизия была дислоцирована в тылу сектора Сычевки.
Более недели назад, после совещаний с Жуковым и Пуркаевым в штабе фронта, Зыгин завершил процесс планирования и представил подчинённым формированиям их задачи. Для главного удара своей армии он выбрал направление на юг, через реку Молодой Туд, между городом Молодой Туд и Волгой. Это позволяло избежать лобового штурма хорошо укреплённого города, зато двинуться кратчайшим путём на Урдом и к стратегически важной железной дороге на юге сектора. После часовой артподготовки 158-я, 135-я и 373-я стрелковые дивизии (слева направо) должны были двинуться в атаку и форсировать реку при поддержке 81-й и 28-й танковых бригад. Этим силам предстояло прорвать тактическую оборону немцев, к концу первого дня операции захватить Урдом и — с танковой бригадой во главе — развивать успех вплоть до захвата дороги Ржев-Оленине и железной дороги к концу третьего дня. Зыгин приказал полковнику И.А. Ильичёву из 348-й стрелковой дивизии, находящейся в резерве армии, поддержать наступление на Оленине, как только будет взят Урдом.
Зыгин стремился усилить натиск на 206-ю немецкую пехотную дивизию и блокировать или отвлечь немецкие оперативные резервы, если они появятся в секторе. Таким образом, он приказал своей 100-й стрелковой бригаде, которую поддерживал полк 186-й стрелковой дивизии и несколько батальонов 117-й стрелковой бригады, наступать с маленького предмостного плацдарма к югу от Молодого Туда на восток вдоль северного берега реки Дубенки. Эти войска должны были перерезать шоссе Молодой Туд-Оленине, надлежащим образом изолировать немецкие силы в обороне Молодого Туда и нанести удар по Урдому с запада. Одновременно 136-я стрелковая бригада при поддержке двух полков 178-й стрелковой дивизии генерал-майора А.Г. Кудрявцева и трёх отдельных танковых полков обрушит удар с приволжского плацдарма на восток, в сторону Зайцеве. Перечисленные соединения должны были выйти на правый фланг немецкой 206-й пехотной дивизии, притягивая немецкие оперативные резервы, и, возможно, поддержать наступление на Урдом с запада. Зыгин обеспечил эту атаку поддержкой второго эшелона — 101-й стрелковой и 46-й отдельной механизированной бригад. Когда же наступление со стороны Волги увенчается успехом — если это вообще произойдёт, — силы 30-й армии вступят в бой с предмостного волжского плацдарма на левом фланге 39-й армии.
Таким образом, Зыгин задумал обрушить на Урдомский выступ тройной удар. Хотя по характеру этот удар оставался второстепенным, генерал был убеждён, что он внесёт существенный вклад в успех операции «Марс» в целом. Главное затруднение для него представляло руководство столь сложными действиями на огромном участке фронта. Зыгин прекрасно понимал, что синхронизация сложных боевых действий не входит в число преимуществ Красной армии, особенно если её противник — подвижные немецкие соединения.

 

 

ШТАБ ГРУППЫ АРМИЙ «ЦЕНТР», СМОЛЕНСК

Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Понтер фон Клюге перебирал в уме катастрофы, которые в последнее время обрушились на рейх и вермахт. Впечатление создавалось гнетущее. Из Северной Африки поступали удручающие вести. Триумфальный марш Роммеля к Суэцу завершился в конце октября поражением под Эль-Аламейном, и теперь его некогда гордый Африканский корпус поспешно отступал по северным пустыням Ещё недавно манящего континента. Американские солдаты высадились на западной оконечности Северной Африки и только теперь начинали демонстрировать ошеломляющие боевые возможности на Западном фронте. Фон Клюге с содроганием представил себе, что будет, если в войну против Германии наряду с Россией вступит ещё один столь же серьёзный противник. Гитлер уже перевёл свой штаб из Винницы на Украине в относительно безопасную ставку «Волчье логово» в Восточной Пруссии. Фон Клюге ужасал символический смысл этого перемещения, тем более что с тех пор Гитлер сместил генерала Гальдера с поста начальника Генштаба, а Гальдер, создатель и движущая сила плана «Барбаросса», олицетворял и компетентность, и здравомыслие немецкой армии. Неужели его отставка, гадал фон Клюге, означает отход от позиций компетентности и здравомыслия?
В зоне восточного театра военных действий масштабы сталинградской катастрофы ещё предстояло осознать, возможные последствия уже обозначились, но оставались незамеченными. К 24 ноября стало ясно, что несколько румынских армий разбиты наголову и что немецкая 6-я армия и большая часть 4-й танковой армии окружены в районе Сталинграда. Не ясно было, как долго продлится это окружение. Но как бы там ни было, чутье солдата подсказывало фон Клюге, что положение изменилось раз и навсегда. Можно пережить поражение под Москвой и нанести новый дерзкий удар на следующий год, однако он опасался, что армия не выдержит второй, ещё более масштабной катастрофы.
Восстанавливая пошатнувшееся душевное равновесие, фон Клюге перевёл взгляд на кипы донесений разведки и оперативных сводок, сложенные на столе, и задумался о будущем своей группы армий. Он прекрасно понимал и значение былых успехов группы, и нарастающее раздражение русских, стремящихся уничтожить её. А ещё он знал, что Жуков по-прежнему командует русскими войсками в центральном секторе и что группа армий «Центр» остаётся его заклятым врагом. Сколько времени пройдёт, прежде чем русские во главе с Жуковым обрушат всю накопившуюся ярость и ненависть на войска фон Клюге? И вправду вопрос времени! По краям Ржевского выступа все Ещё царит спокойствие, и Гелен утверждает, что Советам не суметь нанести два крупных удара одновременно. Вопреки ранним прогнозам Гелена, основные усилия русские сосредоточили на юге. А если Гелен ошибся? Фон Клюге встревожился. Если Советы все-таки решатся на два удара? И он философски добавил про себя: «Время покажет».
Донесения 39-го танкового корпуса не приносили успокоения. После продолжительного затишья на фронте, вызванного бесконечной распутицей, зима наконец вступила в свои права: 13 ноября поднялся холодный ветер, 17-го возник типичный для России холодный фронт. Почти сразу лед сковал раскисшие дороги и реки. Холода стали предвестниками усиления наступательной активности русских, и, хотя факты свидетельствовали об обратном, полевые командиры и солдаты «замерли у выходов из нор», считая, что русские должны приступить к действиям. В донесениях разведки фон Клюге обнаружил косвенные ответы на свои многочисленные вопросы. 102-я пехотная дивизия 39-го танкового корпуса, дислоцированная вдоль Осуги, сообщала об усилении русскими изматывающего огня 18 ноября, в этом обстреле смертельную мелодию сыграли и русские «сталинские органы». По всему участку дивизии слышался шум работы сапёров, а русские солдаты, впервые в белых зимних маскхалатах, сновали по берегу реки на лыжах и санях (86). Пока разведка группы армий анализировала эти сведения, поступила новая, более убедительная информация, дающая ответы на те же насущные вопросы. После 18 ноября агент абвера в Бухаресте (Румыния), узнал от осведомителей в шведском посольстве, что предположительно 27 или 28 ноября русские начинают наступление подо Ржевом в направлении Смоленска, собрав для него все имеющиеся силы. «Fremde Heere Ost» («Иностранные армии Востока») и почти вся разведка уже знали об этом, но абвер подтверждал, что Г. К. Жуков будет лично командовать наступлением. Однако эта информация поступила через четвертые и пятые руки, поэтому к ней относились скептически, и все крупные штабы требовали подтверждений из других источников.
На следующий день известие о крупномасштабном советском наступлении в секторе группы армий «Б» вызвало смешанную реакцию в командных кругах и штабе группы армий «Центр». С одной стороны, Гелен предсказывал второстепенный советский удар на юге. Если это он и есть, группе армий пора принимать ответные меры. С другой стороны, если Гелен ошибся и главное наступление русских ожидается на юге, можно немного успокоиться. В последующие дни, по мере того как масштабы и цели сталинградской операции стали очевидны всем, её последствия для группы армий «Центр» слегка прояснились, но менее зловещими не казались. Ибо если Советы добьются успеха под Сталинградом, даже второстепенное наступление подо Ржевом представит серьёзную угрозу, особенно если им будет командовать Жуков.
19 и 20 ноября русские провели рейды на участках Осуги и Вазузы, и эти рейды слишком уж напоминали разведки боем, предшествующие крупным наступлениям. Самая серьёзная из советских атак состоялась 19 ноября близ Гредякино, где пехота и танки прорвали оборону 5-й немецкой танковой дивизии. Во время следующего рейда солдатами 102-й пехотной дивизии было убито 26 русских, атаковавших высоту на их участке фронта. Удалось схватить русского солдата, который притворился мёртвым, чтобы избежать плена. На допросе он сообщил, что наступление назначено на конец ноября или начало декабря. В тот же день подпольная радиостанция, откуда черпал информацию русский комиссар, переметнувшийся на сторону 9-й армии, передала, что наступление в секторе 9-й армии начнётся в 6:00 25 ноября. Хотя донесения неоднократно указывали на приближение наступления, его точная дата оставалась неизвестной. Однако русская рекогносцировочная активность и передвижения войск вскоре ещё недвусмысленнее указали направление предстоящей атаки, особенно в секторах 102-й пехотной и 5-й танковой дивизий. Передвижения войск усилились между реками Осуга и Вазуза, авиаразведка показывала, что леса к востоку от реки буквально кишат войсками и техникой, плотность концентрации выявленной русской артиллерии резко возросла. И в то же время многие сведения только затуманивали картину. Дезертир из русской 133-й стрелковой дивизии появился в расположении немецкой 102-й пехотной дивизии там, где, согласно всем донесениям, была дислоцирована русская 88-я стрелковая дивизия. В других донесениях говорилось, что русский 6-й танковый корпус выведен с восточного фланга Ржевского выступа. Самые проницательные офицеры понимали, что сами по себе эти противоречивые сведения вполне могут указывать на предстоящее наступление: таким способом советские военачальники умышленно распространяют дезинформацию, связанную с планами операций.
В условиях поступления противоречивой информации и неопределённости фон Клюге было незачем объяснять своим командирам, как действовать. Инстинктивно они повысили бдительность и выверяли диспозиции. В 39-м танковом корпусе генерал Модель ежедневно отправлялся на передовую на лёгком самолёте, а оттуда на гусеничном транспорте добирался до подчинённых штабов. Он передавал командирам новые сведения, лично проверял боевой оборонительный порядок и планы контрнаступления, предоставлял необходимую поддержку, демонстрировал постоянное присутствие представителей высшего командования на будущем поле боя. Командиры других корпусов, подчинённых фон Клюге, следовали его примеру.
Напряжение продолжало нарастать и в субботу, 21 ноября. Приток русских дезертиров усилился, сам по себе сигнализируя об атаке, дезертиры сообщали немецкой разведке новые предполагаемые даты начала наступления. Один назвал его началом 25 ноября, второй — 22, третий — 26. Однако прочие симптомы не подтверждали эту информацию, и полковник Бунтрок из 39-го танкового корпуса известил своих коллег из 9-й армии и группы армий «Центр», что до начала наступления ещё есть время. Но уже на следующее утро были замечены тревожные сигналы. Передвижение войск противника многократно усилилось, были выявлены скопления артиллерии, ещё больше русских дезертиров стали пересекать линию фронта. Эти новые перебежчики в один голос называли датой начала наступления среду, 25 ноября. Моделю и 9-й армии этого было достаточно.
В понедельник 23 ноября в 10:20 9-я армия телетайпом разослала подчинённым подразделениям следующее сообщение: «Согласно заявлениям дезертиров, наступление русских начнётся 25 или 26 ноября. Повсюду наблюдается усиление обороны. Резервы, в том числе и верховного командования, 114 готовы к незамедлительному вводу в бой». В полдень 9-я армия отдала приказ 1-й танковой дивизии перебросить оставшиеся силы с позиций западнее Сычевки и присоединиться к передовым частям, уже занявшим позиции к юго-западу от Белого. Моторизованной дивизии «Великая Германия» предписывалось усилить стрелковый полк; затем в лагере северо-восточнее Белого с одним дополнительным батальоном kampfgruppe (боевой группы) 78-й пехотной дивизии предстояло ускорить замену 5-й танковой дивизии на участке вдоль Вазузы. И фон Клюге, и Модель стремились перевести 5-ю танковую дивизию на безопасные позиции, обеспечивающие полную свободу действий, но, несмотря на это, обоим было ясно, что рокировку не удастся завершить к следующему утру. Эти меры предосторожности оказались своевременными, поскольку к вечеру понедельника русские радиостанции возобновили работу после многодневного молчания. Анализ интенсивного радиообмена позволил 9-й армии выявить присутствие новой 29-й армии русских на востоке, южнее участка Вазузы, и точнее определить положение советской 43-й армии на западе выступа. Тем не менее разведка по-прежнему докладывала, что 41-я и 43-я армии сосредоточены на направлении Духовщины, а не Белого. Уловка генерала Пуркаева сработала. К следующему дню радиоперехваты позволили командованию 9-й армии установить, что русский 6-й танковый корпус опять находится в резерве, в тылу участка Вазузы. Ещё один немецкий офицер разведки предположил, что русская 41-я армия сосредоточена дальше на север, чем было принято считать до тех пор. Поскольку два последних предположения были именно предположениями, притом, частично верными, они принесли мало пользы немецким полевым командирам.
Ночью в понедельник русские подвергли весь немецкий фронт возобновившейся и усилившейся рекогносцировочной активности, особенно интенсивной вдоль рек Вазуза и Осуга. Как обычно, немцы захватили ещё нескольких пленных, и те сообщили о готовности русских к наступлению, а также о сосредоточении до 250 танков в тылу, в непосредственной близости от фронта восточное реки Вазуза.
На следующее утро, во вторник, 24 ноября, деятельность русских возобновилась с такой дерзостью, что пренебречь ею было невозможно. Немецкие солдаты на передовых позициях отчётливо видели передвижения войск, наблюдатели сообщали о том, что русские наводят новые, более прочные переправы через замёрзшую Вазузу севернее Гредякино. Артиллерийские разведчики продолжали отмечать появление новых русских подразделений артиллерии, в том числе «сталинских органов». Рано утром полковник Бунтрок из 9-й армии пришёл к окончательному выводу, что наступление противника уже близко, и известил об этом группу армий. И группа армий, и 9-я армия высвободили свои резервы, Модель отдал приказ о контрбатарейной стрельбе и обстреле предполагаемых мест сбора противника. В 6:20 39-й танковый корпус передал по телетайпу срочный приказ, содержащий краткое резюме предостережения, разосланного 9-й армией ранее тем же утром своим подчинённым подразделениям. В нем предсказывалось, что наступление русских начнётся на рассвете 25 или 26 ноября. Ещё один приказ корпуса подчинённым подразделениям, отданный в 8:40 в тот же день, гласил: «25 и 26 числа позиции полностью занимать с 4 часов утра до наступления темноты». Этим приказом все немецкие войска вдоль Вазузы были приведены в состояние полной боеготовности.
К вечеру 24 ноября фон Клюге с удовлетворением отметил, что сделал все возможное, чтобы подготовиться к натиску русских. Резервы его армии и группы армий были возвращены на боевые позиции, ему удалось уклониться от выполнения требований ОКХ отправить жизненно важные резервные части на юг. Его 19-я (подчинённая группе армий «Север») и 20-я танковые дивизии были дислоцированы в тылу Великих Лук и южнее Велижа, готовясь отражать возможные удары по направлениям Духовщины и Смоленска, а 12-я танковая дивизия совершала переброску на север из-под Орла. Фон Клюге рассудил, что этих резервов хватит, чтобы справиться с любыми неожиданностями. Но события под Сталинградом по-прежнему внушали тревогу.
Войска, которые несколько недель провели «у самого выхода из норы» в ожидании начала боевых действий, теперь были полностью вооружены и держались начеку. Командиры не сомневались в том, что наступление рано или поздно начнётся, но не знали, где именно, а некоторые даже втайне гадали, удастся ли им отразить мощный натиск. Разведданные свидетельствовали о том, что наиболее вероятная мишень — участок Вазузы, но вместе с ним — участки фронта к северу и югу от Ржева. На западе вызывало сомнения то, насколько далеко к югу от Белого может быть предпринята атака. В сущности, разведка доложила, что русские способны нанести сразу несколько ударов в обширном секторе фронта — от долины Лучесы и далее на юг до дороги на Духовщину. На севере наращивание боевого потенциала русских отмечалось только на приволжском плацдарме, и разведке так и не удалось выяснить точное местонахождение штаба 39-й армии русских. Скептики также указывали, что обязательные для наступления бронетанковые войска русских отсутствуют даже на участке Вазузы. Однако все соглашались с тем, что их рассудит только время.

 

 

СТАВКА, МОСКВА, КРЕМЛЬ

Сталин прочёл краткое сообщение Жукова: «Все готово. Утром выступаем». После долгих недель работы над уже хорошо знакомым планом Сталин знал, что это означает. На следующий день в 9:00 тысячи орудий выпустят смертоносные снаряды в сторону немецких укреплений. Час спустя более 300 тысяч пехотинцев прорвут разгромленную артобстрелом оборону немцев, а за ними последует самая гигантская бронетанковая армада, какую Советам когда-либо удавалось собрать для участия в единственной операции. Сталин лично знал многих командиров, которым Жуков, Конев и Пуркаев доверили честь возглавить наступление — все они были гордостью Красной армии. Если танковая армия Романенко и механизированный корпус Вольского смогли успешно действовать под Сталинградом, значит, тот же успех смогут повторить превосходные корпуса Катукова, Соломатина и Гетмана подо Ржевом. Распалённые неутихающей ненавистью Жукова к группе армий «Центр», они просто не в состоянии проиграть.
Сталин довольно усмехнулся, вспоминая соперничество, в которое он втравил двух своих высших командиров. Да, Василевский хорошо поработал на юге, и Жуков явно знал об этом. И не скрывал зависти. Ранее в тот же день, когда, отмечая успех Василевского, Сталин предложил передать под его командование 2-ю гвардейскую армию Малиновского, Жуков встал на дыбы. И без обиняков напомнил Сталину о том, чего он, Жуков, способен добиться. «Не принимайте скоропалительных решений, — писал Жуков. — Вспомните, что случилось зимой 41-го. Вспомните, что на флангах ждут Рыбалко (3-я танковая армия), Черевиченко (5-я армия), Гордов (33-я армия). Вспомните, где Москва и что через Смоленск проходит кратчайшая дорога на Берлин».
«Опасения Жукова беспочвенны, — думал Сталин. — Мне известно, что группа армий „Центр“ — стержень немецких войск; я знаю, где находится Смоленск. А армия Малиновского по-прежнему ждёт приказаний». Да! Он все понимал. Соперничество полезно, особенно если оно обеспечивает широкомасштабное поражение противника. Жукову пора добиться обещанной победы, к которой он так долго стремился.

 

 

ГЛАВА II. КРАСНЫЙ БОГ ВОЙНЫ АТАКУЕТ

ШТУРМ ВАЗУЗЫ

Фронтовые дивизии немецкого 39-го танкового корпуса разделяли тревоги своего штаба, и не без причины. Много дней подряд они наблюдали за приготовлениями противника, ощущали укусы советской разведки, несли потери от нарастающего огня на изнурение, даже новичкам подозрительно напоминающего пристрелку, при которой советские артиллеристы систематически обстреливали цели противника перед крупным наступлением. Тревога особенно изматывала солдат 5-й танковой и 78-й пехотной дивизий, поскольку в ночь на 22 ноября они приступили к сложному и опасному процессу смены позиции, во время которого оказались особенно уязвимыми для противника. Той ночью большая часть артиллерии 78-й дивизии выдвинулась на позиции, сменив на них 5-ю танковую дивизию, которая начала отступать в тыл. На следующую ночь 1-й батальон 14-го танкового гренадерского полка и часть 2-го батальона 13-го танкового гренадерского полка были заменены подразделениями 14-го гренадерского полка 78-й пехотной дивизии и вышли в тыловые районы сбора. Этот процесс продолжался ещё несколько ночей, пока вся 78-я дивизия не выдвинулась на передовые позиции, а 5-я танковая не оказалась в резерве. К ночи среды, 25 ноября, смена войск завершилась лишь наполовину, подразделения обеих дивизий перемешались по всему участку фронта.
В ту ночь почти никто не спал. Наступила и миновала полночь; части 102-й пехотной дивизии готовились завершить выход на передовые рубежи к 4:00, замена 5-й танковой дивизии продолжалась по графику. Вскоре после полуночи погода переменилась, осложнив и без того трудный процесс. Слабый тёплый фронт пришёл с юго-запада, принеся с собой более высокие (но по-прежнему минусовые) температуры, плотные низкие облака, туман и снег, которые окутали долины двух рек призрачным покрывалом и снизили видимость до 20 м. В 5:45, незадолго до того, как немецкие войска приступили к последним ночным передвижениям, русский батальон вдруг появился из долины реки и нанёс удар по передовым позициям 102-й пехотной дивизии, находящимся рядом с предмостным плацдармом на реке Осуга. Немецкая пехота легко отражала удары противника и одновременно занимала передовые позиции. Для немцев причина этих атак русского батальона не имела значения. Важнее было другое: немецкие солдаты чувствовали, что они готовы к любому развитию событий. Снег и туман придали им уверенности: они понимали, что, если утром начнётся наступление, белая пелена снега и тумана ослепит смертоносную русскую артиллерию.
На другом берегу Вазузы советские позиции пребывали в суете последних перемещений. Пехотинцы боролись со снегом в темноте, выдвигаясь на последние перед наступлением позиции. Командиры батальонов и рот узнали о пунктах назначения и предстоящем сражении лишь несколько часов назад, рядовые — только когда затаились на этих передовых позициях. Сапёры бесшумно вышли в снегопад на поле, разделяющее немецкие и советские передовые рубежи, направились к замёрзшему берегу Вазузы и приступили к опасной работе расчищения путей через немецкие минные поля и полосы заграждений. Зловещую тишину время от времени нарушали глухие взрывы и жалобные крики раненых и умирающих. Сгрудившись в передних траншеях, солдаты молча смотрели, как роты «избранных», как саркастически называли рядовых штрафных батальонов, ползут вперёд по-пластунски, чтобы занять позиции для атаки на значительном расстоянии от передовых рубежей. Восхищение, смешанное с жалостью, быстро улетучивалось, как только «неизбранные» понимали, что им тоже предстоит шагнуть в кипящий котёл, полный взрывов, выстрелов, боли и смерти.
В сотнях метрах от линии фронта командиры и офицеры штаба, ёжась под шинелями от пронизывающего холода и держа под мышками драгоценные планшеты, пробирались в командные блиндажи, откуда им предстояло следить за ходом атаки. Немногочисленные счастливые обладатели биноклей и стереоскопов бранились сквозь зубы, обнаружив, что в них ничего не видно. Снеговой покров с каждым часом увеличивался более чем на дюйм. Ещё дальше в тылу слышались негромкие звуки, напоминающие стрёкот неожиданно появившихся среди зимы сверчков: это тысячи орудий и миномётов двадцати с лишним артиллерийских полков 20-й армии готовились дать залп в хмурые небеса. Командиры дивизий в блиндажах матерились, сообразив, что наступление будет поддерживать только артиллерия, стреляющая вслепую по предполагаемым местам скопления противника. Снег препятствовал взлёту поддерживающей авиации, артиллеристы лишились возможности вести наблюдение. Время шло, но мучительно медленно.
В 7:49 в прочном командном бункере, обращённом к Вазузе и расположенном близ южной границы деревни Новоселове, генерал-майор Н.И. Кирюхин повернулся к стоящему рядом с ним генерал-полковнику. Конев кивнул, и Кирюхин негромко прошептал по рации единственное слово: «Огонь!» Потекли секунды, сотни передатчиков пробудились к жизни, эхом разнося слово «Огонь» по подразделениям огромной армии. В 7:50 тишину разорвали тысячи почти одновременно прозвучавших взрывов, которые вскоре слились в протяжные громовые раскаты. Спустя несколько мгновений пехотинцы в траншеях на переднем крае услышали, как над их головами, с дружным свистом рассекая воздух, пролетают тысячи снарядов, устремляясь в неизвестные точки немецких укреплений. Солдатам едва удавалось различать в этой какофонии глухие выстрелы миномётов и резкий треск орудий. Взрывы слышались почти непрерывно. Мало кто замечал пронзительный вой ракет, выпущенных «катюшами». Даже сквозь снег и туман были видны слепящие вспышки — они разрезали утренний сумрак, как молнии — летние грозовые тучи.
Не прошло и нескольких минут, как залпы артиллерии и грохот разрывающихся снарядов слились в оглушительный шум. В темноте пехотинцы только догадывались, что их участок фронта превратился в ад. Туман, низкая облачность, вулканические извержения грязи, красные вспышки обозначали то, что ещё недавно было ровным передним краем обороны немцев. Пехотинцы гадали, выживет ли кто-нибудь в этой огненной буре. Однако бывалые солдаты знали, что обманывать себя не стоит. Вскоре всем им — и ветеранам, и новобранцам — придётся ринуться в атаку по этой перепаханной взрывами земле, и, несмотря на смертоносную канонаду, противник уже будет поджидать их.
Напротив позиций, занимаемых ждущей советской пехотой, немцы встретили огненный шквал с мрачной решимостью и чувством облегчения: неизбежное наконец-то свершилось. Понадобилось всего несколько минут, чтобы понять: это не просто рядовой обстрел. Затем немцы начали действовать автоматически, как во время множества других атак противника. Инстинкт выживания — строгий учитель, его ученики твёрдо усвоили, что советские артподготовки предсказуемы. Русский залповый и заградительный огонь, как правило, прокатывался над немецкой линией обороны от переднего края до самого тыла, иногда один раз, а порой и дважды. Затем снаряды ливнем сыпались в заранее выбранных местах сосредоточения огня, а потом над позициями проходила вторая или третья волна заградительных залпов. Канонада заканчивалась сплошным ракетным огнём. Если вначале немцы цепенели от звуков и вспышек ракетных выстрелов, то к осени 1942 года поняли, насколько низка точность стрельбы этого наводящего ужас оружия. Более того, последние раскаты ракетных залпов обычно служили зловещим симптомом близкого наступления пехоты. Привыкнув к тому, что огненный ливень предшествует атакам русских, все или почти все немецкие пехотинцы по тревоге покидали передовые позиции и перемещались в окопы второй линии обороны, в ячейки и бункеры в тылу и на флангах. Предсказуемость русских артобстрелов означала, что во время них гибели можно избежать. Как только обстрелы заканчивались, немецкая пехота появлялась из укрытий, снова занимала передовые рубежи и оказывала сопротивление наступающим русским пехотинцем — чаще всего успешно, чего и следовало ожидать. Среда 25 ноября не стала исключением. Русская артиллерия беспощадно колошматила немецкие укрепления на протяжении более чем девяноста минут. Гибли солдаты, некоторые были погребены заживо в блиндажах, выходила из строя техника. Но, как отмечали немцы, сосредоточение огня было неточным. Ослеплённая снегом и облачностью, артиллерия сеяла смерть почти наугад, и благодаря этому выжили не только некоторые счастливцы.
Конев и Кирюхин мысленно проклинали снег и туман, а артподготовка шла своим чередом. Уже стало ясно, что верховному богу войны, артиллерии, не удастся завершить своё страшное дело. Значит, стрелкам и танкистам предстояло осуществить то, что оказалось не под силу артиллеристам. Когда грохот снарядов смолк в тылу противника, финальные вспышки залпов «катюш» снова осветили тёмное предрассветное небо. Сотни ракет устремились к цели, и в 9:20 Конев снова кивнул Кирюхину, а тот прокричал по рации ещё один приказ. Через несколько минут вдалеке перед ним, на берегу рек и по всему участку фронта, поднялись солдаты с оружием на изготовку, и вся эта бурая масса медленно двинулась к замёрзшей Вазузе. Подгоняемые командирами рот, батальонов и полков с пистолетами наготове, пехотинцы набирали скорость и перебирались через замёрзшую реку к вражеским укреплениям — как надеялись командиры, уничтоженным артиллерией.
Штрафные роты наступали первыми, движимые курьёзной смесью страха и покорности судьбе. Некоторые проваливались под лёд, расколотый шальными снарядами. Сапёры изо всех сил торопились устранить проруби, но кое-кто из солдат все же угодил прямиком в ледяную воду. Остальные выбрались на противоположный берег реки и очутились среди хаоса изрытых снарядами окопов, блиндажей, изуродованных заграждений. Под ногами путались обрывки колючей проволоки, взрывались мины, но большинство штрафников сумели найти себе укрытие в воронках и брошенных немцами передовых наблюдательных пунктах. Форсирование коварной реки завершилось, и теперь офицеры, снедаемые нетерпением, подгоняли солдат вверх по крутому берегу. А за ними по пятам уже следовали новые бурые цепи батальонов и полков первого эшелона, сопровождаемые грозными и зловещими силуэтами танков, поддерживающих атаку пехотинцев.
Наступающие штрафбаты были встречены лишь беспорядочной стрельбой немецкой артиллерии, пулемётным и автоматным огнём, словно стрелки щадили тех, кого было решено принести в жертву. Но с началом наступления основных советских сил огненный дождь усилился, вслепую оставляя зияющие бреши в рядах пехоты, усеивая поверхность реки корчащимися ранеными и трупами. Один из танков неистово содрогнулся, когда снарядом задело его башню, и пехотинцы, едущие на его броне, посыпались на снег, как тряпичные куклы. Угрожающе накренившись, железное чудовище погрузилось в черные воды реки. Между тем наступающие силы ускорили темп и ринулись к противоположному берегу реки. Из уст тысяч советских пехотинцев вырывалось гортанное «урр-ра!», нарастающее по мере приближения к противоположному берегу Вазузы. Новые ряды пехоты появлялись среди смутных очертаний ближнего берега реки, своим напором словно вынуждая предшественников, уже достигших дальнего берега, углубиться в тыл противника.
Такие сцены Кирюхин и Конев видели и прежде. К бойням наступлений они привыкли, увиденное в тот день обнадёживало их. Потери оказались сравнительно небольшими, первые цепи пехоты уже скрылись в полутьме на дальнем берегу реки. В течение получаса реку форсировали несколько передовых батальонов, оставшиеся подразделения первых полков последовали за ними под прикрытием танковых рот. Артобстрел уже завершился, но канонада по-прежнему звучала в ушах генералов. Скоро реку начнёт форсировать дивизия генерала Мухина, думали командиры, а за ней последует второй эшелон — стрелковый корпус генерала Захарова.
Конев не подозревал, что далее на север ситуация выглядит не так обнадеживающе. На равнине между реками Осугой и Вазузой и ещё севернее, на предмостном плацдарме 31-й армии у Осуги, по плану прошла только артподготовка. После её завершения 88-я, 239-я и 336-я стрелковые дивизии 31-й армии генерала Поленова при поддержке 32-й и 145-й танковых бригад ринулись прямо в когти немецкой 102-й пехотной дивизии. Немцы уже поджидали противника, началась настоящая бойня. Документы 102-й немецкой пехотной дивизии отразили тщетность атаки русских:
«В 7:30 бурые массы русской пехоты появились из мест сбора в лесах. Танки, 25 рокочущих, изрыгающих пламя чудовищ, покатились вперёд, поддерживая пехотинцев. Волна за волной русские надвигались на 102-ю пехотную дивизию.
Немецкие солдаты уже были наготове. Стоя в окопах, они стреляли поверх брустверов по вражеским полчищам, движущимся по голой равнине. Пулемётные очереди косили русских. Слышались монотонные выстрелы противотанковых пушек, гремели полевые орудия. И русские падали наземь. Остальные рвались вперёд. Но в 9:40 (11:40) им потребовалась передышка. Когда же они возобновили атаку, на этот раз в условиях лёгкого снегопада, солдаты 102-й дивизии опять отразили её. Немногие добирались до немецких окопов и попадали в плен. К концу дня немецкие войска по-прежнему твёрдо держали оборону».
В ходе боевых действий этого дня было уничтожено три советских стрелковых дивизии, потери среди пехотинцев достигали 50 %. От двух поддерживающих танковых бригад тоже почти ничего не осталось. В советском отчёте о боевых действиях лаконично сообщалось: «Части левого фланга 31 армии также успеха не имели и не могли содействовать продвижению наших правофланговых дивизий». Это классический пример недоговорённости. Атаки армии не нанесли ни малейшего урона немецким укреплениям, а советские потери достигли угрожающих размеров. Генерал Поленов предпринял Ещё несколько тщетных попыток атаковать укрепления 102-й пехотной дивизии, но, несмотря на это, играть в наступлении активную роль 31-я армия прекратила в первый же день. Через несколько дней Конев приказал 20-й гвардейской стрелковой дивизии Поленова из второго эшелона передислоцироваться на юг и поддержать наступление 20-й армии.
Тем временем 326-я, 42-я гвардейская и 251-я стрелковые дивизии 20-й армии при поддержке двух танковых бригад начали наступление, согласно плану, на узкой полосе между реками Осуга и Вазуза. Здесь противник тоже был готов встретить их атаку. Солдаты 195-го гренадерского полка 102-й пехотной дивизии снова заняли передовые рубежи сразу после завершения советской артподготовки — как раз вовремя, чтобы встретить наступающую пехоту противника испепеляющим огнём пулемётов и стрелкового оружия. Немецкая артиллерия, заранее пристрелявшаяся на предполагаемые пути наступления русских, била сосредоточенным огнём по нейтральной полосе между русским и немецким рубежами. Снегопад утихал, обеспечивая немецким артиллеристам хорошую видимость, и они вместе с пехотой отражали одну атаку за другой, пока поле не усеяли сотни убитых русских и остовы десятков сожжённых танков. К 11:40 атака захлебнулась, у немцев появилась возможность окружить несколько частей противника, успешно прорвавшихся через передовую.
Первые донесения, полученные Кирюхиным и Коневым от правофланговых формирований, были, по меньшей мере, настораживающими. 326-я стрелковая дивизия полковника Г. П. Карамышева атаковала в лоб немецкие позиции у Васильков, но все атаки были отражены с тяжёлыми потерями. То же самое произошло в секторе генерал-майора Ф.А. Боброва. Его 42-я гвардейская стрелковая дивизия при поддержке 25-й танковой бригады попала в «мясорубку» на гребне между Осугой и Вазузой и также понесла огромные потери. К такому же результату привели действия 251-й стрелковой дивизии полковника Б.Б. Городовикова, которая наступала на Гредякино в сопровождении танков 83-й бригады. Но на этот раз командиры трёх дивизий не вводили в бой подразделения второго эшелона. В сущности, дивизии не добились ничего. Более того, их отчёты подтверждали информацию, полученную из других секторов: по вине погодных условий эффективность артподготовки оказалась низкой. Хорошо ещё, думал командующий фронтом, что атака в центральном секторе развивалась успешнее. Чтобы закрепить этот успех, Кирюхин при поддержке Конева приказал своим правофланговым дивизиям возобновить атаки в начале дня и ввести в бой подразделения второго эшелона после второй, не такой продолжительной, но, возможно, более точной артподготовки.
Между тем Конев и Кирюхин обратили внимание на сектор напротив КП армии, где шум боя свидетельствовал о том, что советские войска продвигаются все глубже в тыл противника. Последующие донесения показали, что лишь в этом секторе советские части добились хоть какого-то успеха. 247-я стрелковая дивизия генерал-майора Г.Д. Мухина вместе с танками 80-й бригады достигла противоположного берега реки ещё и начале наступления, а к полудню отбила у противника деревни Зеваловка и Кузнечиха. Одновременно пехота 331-й стрелковой дивизии полковника П.Ф. Берестова на левом фланге Мухина форсировала Вазузу и захватила деревню Пруды, но была остановлена шквальным немецким огнём у северной окраины расположенного у реки населённого пункта Хлепень. Соединения первого эшелона под командованием Мухина продолжали наступать и днём, когда снегопад начал утихать. К ночи они выбили немцев из маленьких населённых пунктов Крюково и Бобровка, на расстоянии менее двух километров от реки и неподалёку от позиций, по достижении которых Кирюхин планировал ввести в бой конно-механизированную группу. О том, чтобы предпринять это введение 25 ноября, теперь не могло быть и речи. На маленьком предмостном плацдарме не хватило бы места для бронетехники и кавалерии, и, кроме того, пути продвижения вперёд по-прежнему подвергались обстрелу противника. Правофланговые дивизии Кирюхина, возобновившие наступление в разгар дневной метели, добились немногим больше, чем утром. Солдаты 42-й гвардейской стрелковой дивизии прорвались ближе к окраине Гредякино, но яростное сопротивление немцев вновь заставило их остановиться. Кик и прежде, 326-я и 251-я стрелковые дивизии тщетно штурмовали немецкие укрепления.
Поскольку 20-й армии не удалось прорвать оборону противника на правом фланге, конно-механизированная группа генерала Крюкова лишилась одного из путей подхода и передового района сбора между реками Осуга и Вазуза. Теперь Кирюхину предстояло скорректировать планы и бросить массированные бронетанковые и артиллерийские формирования в бой непосредственно с противоположного берега Вазузы в самую гущу немецких укреплений. Поскольку предмостный плацдарм не мог вместить два подвижных корпуса, а подходные пути ещё предстояло выверить, ввод в бой ожидался не раньше следующего дня. Конев молча слушал, как Кирюхин совещается со штабом. Лично он сделал бы все возможное, чтобы ввести подвижную группу в действия не позднее 27 числа.
— А задача командира армии, — выговаривал Конев растерянному Кирюхину, — обеспечить необходимое пространство для сбора подвижной группы.
Обороняющимся немцам было некогда задумываться о выборе Кирюхина: перед ними стоял насущная задача собственного выживания. 195-му гренадерскому полку 102-й пехотной дивизии при поддержке 2-го батальона 14-го танкового гренадерского полка пришлось оперативно реагировать на возобновляющиеся атаки русских танков и пехоты между Васильками и Гредякино. Но, несмотря на сильный снегопад, к вечеру русские танки и пехота добились небольшого успеха, в буквальном смысле разорвав сообщение между 2-м батальоном 14-го гренадерского полка, защищающим Гредякино, и тыловыми подразделениями. При повторных атаках танки 5-й танковой дивизии 31-го танкового полка нанесли тяжёлый урон русской бронетехнике. Во время первой атаки, проведённой 30-40 танками, около 10 русских танков, в том числе четыре американских, были уничтожены ещё до прекращения атаки. Вторая атака, в которую русские бросили 34 танка, в том числе и несколько тяжёлых, началась через час, в ходе её было уничтожено несколько немецких танков и совершён бросок вперёд, к западной окраине Гредякино. Наступление удалось остановить только с помощью специально сформированных немцами групп «истребителей танков», вооружённых подрывными снарядами, которые по сути дела, вступили в прямой контакт с боевыми машинами. Несмотря на временные трудности, 195-й немецкий полк и поддерживающие его соединения 5-го танкового стойко держались на всем участке фронта от Васильков до Гредякино. Оставалось выяснить, смогут ли они продержаться утром, когда русские наверняка возобновят атаку с удвоенной силой. 39-й танковый корпус в напряженном ожидании ждал вестей от ведущей затяжной бой левофланговой дивизии, поскольку провода, проложенные к передовым КП, были повреждены при артподготовке, а командиры были слишком поглощены боем, чтобы вести переговоры по рации. Но, несмотря на отсутствие связи, казалось, 102-я пехотная дивизия держит ситуацию под контролем. В противном случае русская бронетехника уже наступала бы с рокотом на левом фланге участка Вазузы.
Но ничего подобного на участке Вазузы не происходило. Здесь, южнее Гредякино, советская 247-я стрелковая дивизия обрушила атаку на правый фланг 2-го батальона (14-го гренадерского полка 78-й дивизии) у Зеваловки и отбросила его остатки назад. Южнее соседний 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка, ещё не заменённый 78-й пехотной дивизией, упорно цеплялся за свои позиции в условиях усиленной танковой и пехотной атаки. К этому времени русские танки Т-34 с пехотой на броне уже вырвались на открытое заснеженное поле южнее Никоново, прервав сообщение между 14-м гренадерским полком и 3-м батальоном 13-го танкового гренадерского полка и угрожая штабу 5-й танковой дивизии в Большом Кропотово. Пока первый боролся за свою жизнь под мощным натиском русских, второй медленно отступал к Прудам. Тем временем справа 215-й гренадерский полк 78-й дивизии отбивал неоднократные попытки русских частей форсировать Вазузу у населённого пункта Хлепень и продвинуться на юг. На этом участке отсутствие поддержки бронетехники обрекло на провал все усилия русских и привело к значительным потерям.
День принёс немецкому командованию тревожные новости: оборона в секторе Вазузы под напором противника сильно ослабла. Генерал Кирюхин бросил большую часть 331-й стрелковой дивизии полковника П.Ф. Берестова через реку, на подмогу успешно ведущей наступление 247-й стрелковой дивизии, и приказал двум командирам дивизий ввести в бой все их танковые бригады поддержки пехоты, чтобы расширить предмостный плацдарм, добавив, что эту задачу надо выполнить любой ценой. Наступая под возобновившимся артиллерийским и ракетным огнём, без малого сотня русских танков действовала небольшими ударными группами при поддержке пехоты и оказывала невыносимое давление на противника. К ночи 2-й батальон 14-го полка и 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка, усиленный 1-м батальоном последнего, сумели остановить части 147-й русской стрелковой дивизии восточное возвышенности у деревни Арестово. При этом 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка сдал Пруды и отступил на более удобные оборонительные позиции севернее Хлепень, где к обороне подключился 1 — й батальон 13-го гренадерского полка. Многочисленные немецкие роты, взводы и батареи уцелели в тылу у русских, заняв позиции среди десятков взорванных и выведенных из строя русских танков, усеявших заснеженный ландшафт. Выжившие части затаились и приготовились переждать ночь, надеясь, что утро принесёт спасение.
Вечером генерал фон Арним из 39-го танкового корпуса оценил ситуацию: могло быть и хуже. Его левый фланг стоял насмерть между Осугой и Вазузой, а 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка находился в затруднительном положении в секторе Гредякино. С наступлением ночи разведбат 5-й танковой дивизии (К-55) был отправлен на помощь окружённым гренадёрам. Положение правого фланга фон Арнима оставалось сравнительно безопасным. 215-й гренадерский полк 78-й пехотной дивизии держал береговую оборону южнее Хлепень, два батальона 13-го танкового гренадерского полка 5-й танковой дивизии противостояли южному флангу русского предмостного плацдарма севернее Талицы и Хлепень, защищая штаб 78-й пехотной дивизии в Сидорове. Но центральный сектор внушал серьёзное беспокойство. Ситуация здесь оставалась неопределённой. Смешанные подразделения 14-го гренадерского полка при поддержке двух батальонов 14-го танкового гренадерского полка образовали рваную линию обороны, протянувшуюся примерно от Никоново через Арестово до Талицы, но немало частей осталось отрезанными в тылу противника, а его натиск должен был вновь усилиться утром. Почти инстинктивно фон Арним предчувствовал неминуемое появление крупных бронетанковых сил русских в этом секторе. В таких условиях защитникам рубежей ни за что не продержаться.
В ту ночь, прежде чем лечь спать, фон Арним приказал своим оставшимся резервам выйти к участку Вазузы. К этим резервам относились ещё не введённые в бой батальоны 215-го гренадерского и 13-го танкового гренадерского полков. Одновременно фон Арним послал в штаб 9-й армии повторную просьбу передать под его командование 9-ю танковую дивизию, в настоящее время находящуюся в лагере к западу от Сычевки. Модель согласился, и к вечеру передовые соединения свежей танковой дивизии уже двигались маршем к предмостному плацдарму у Вазузы. В конце концов Модель передал под командование фон Арнима и 2-й батальон 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии, остававшийся в резерве близ деревни Осуга. Фон Арниму было ясно, что главной целью русских станет стратегически важная железная дорога, проходящая южнее реки Осуга близ населённого пункта Ложки. Там он и намеревался сосредоточить свои резервы.
Когда на Вазузу спустилась ночь, Конев решил, что продвижение 20-й армии позволяет рискнуть и на следующий день ввести в бой 6-й танковый корпус. Кирюхин, разумеется, согласился. Он тоже считал, что немецкую оборону можно быстро прорвать только путем быстрого и решительного введения в бой танкового и кавалерийского корпусов, прежде чем вмешаются немецкие резервы и фронт стабилизируется. Но чтобы осуществить новый план, требовалось серьёзно пересмотреть прежний. Первоначально Кирюхин собирался ввести в бой смешанные кавалерийские и бронетанковые колонны, отдать им приказ форсировать Вазузу и достигнуть района сбора на западном берегу, уже освобождённом от войск противника. Но сделать это было невозможно, поскольку немецкая линия обороны между реками Осуга и Вазуза сохранилась и большинство предполагаемых передовых районов сбора конно-механизированной группы находилось в руках противника. Поэтому Кирюхин приказал 6-му танковому корпусу полковника П.М. Армана выдвинуться к Вазузе ночью, переправиться через реку, а утром атаковать немецкие позиции совместно с пехотой двух советских стрелковых дивизий, уже достигших предмостного плацдарма. Первоначальные цели Армана не изменились: его корпусу предстояло прервать сообщение по железной дороге Ржев-Сычевка. Одновременно кавалерийский корпус генерала В.В. Крюкова должен был закрепиться на позициях, прежде занятых 6-м танковым корпусом, и подготовиться к введению в прорыв следом за бронетехникой 26 ноября.
Конев указал Кирюхину, что 6-й танковый корпус, скорее всего, сумеет прорвать немецкую оборону, но ему в подкрепление следует дать пехоту, чтобы развить успех и одновременно расширить предмостный плацдарм. Поэтому Кирюхин приказал командиру 8-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майору Ф.Д. Захарову продвинуть 26-ю гвардейскую стрелковую дивизию, 148-ю и 150-ю стрелковые бригады через Вазузу совместно с южным флангом танкового корпуса. 1-я гвардейская мотострелковая дивизия генерал-майора В.А. Рявякина и поддерживающая её 31-я танковая бригада должны были следовать за танковым и кавалерийским корпусами, уничтожая немецкие войска, оставшиеся в тылу подвижной группы. В то же время 251 — и стрелковой дивизии предстояло повернуть влево, выйти на предмостный плацдарм и расширить зону прорыва на север и запад.
Как вскоре узнали Конев и Кирюхин, беда заключалась в том, что к Вазузе вели всего две ненадёжных дороги, не способные выдержать перемещение огромной армии. Кроме того, наступающим соединениям не удавалось эффективно координировать действия. Короче говоря, слишком крупные силы были слишком быстро приведены в действие на чересчур тесном пространстве, да Ещё в условиях сопротивления противника и плохой погоды. Но Жуков торопил, и Коневу с Кирюхиным не оставалось ничего другого, кроме как отдать необходимые приказания.

 

 

Если рассмотреть по отдельности приказы, полученные советскими формированиями второго эшелона ночью 25 ноября, они вряд ли покажутся бесчеловечными или противоречивыми. 6-й танковый корпус Армана с 170 танками должен был ночью форсировать Вазузу, а утром атаковать в секторе 247-й стрелковой дивизии, «чтобы немедленно развить успех дивизии и овладеть Нов. Гриневка, Никоново, Арестово, Подъяблонька, Бобровка». После захвата этих немецких опорных пунктов корпусу Армана предстояло двинуться на запад и пересечь железную дорогу. К утру корпус должен был собраться для атаки к востоку от рек, 22-я танковая бригада и 6-я моторизованная стрелковая бригада — восточнее Кузнечихи, 200-я танковая бригада — к юго-востоку от этой же деревни, а 100-я танковая бригада — к северо-востоку от Прудов. Тем временем генерал Крюков должен был вывести свою кавалерийскую группу в бывший район сбора 6-го танкового корпуса и приготовиться следовать за бронетехникой ближе к вечеру 26 ноября. Пехотинцам 8-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Захарова предстояло выйти к переправам вместе с 100-й танковой бригадой, а также переправиться на западный берег реки далее к югу. Одновременно 1-я мотострелковая дивизия генерала Рявякина должна была переправиться через реку по следам 6-го танкового корпуса и совместно с наступающей кавалерией. Все это означало, что за какие-нибудь 24 часа, преимущественно ночью и под почти непрерывным изматывающим огнём немцев, свыше 200 танков, 30 тысяч пехотинцев и 10 тысяч кавалеристов должны выдвинуться вперёд по двум дорогам, и без того разбитым постоянным артиллерийским огнём.
Но если рассмотреть все эти приказы в совокупности, ясно, что ни один из них выполнить невозможно. Ночь с 25 на 26 ноября стала кошмаром для штабных офицеров. Несмотря на все старания офицеров штаба армии и штабов наступающих формирований, войска и техника на марше неизбежно перепутались и задержались в пути. В результате ни одно формирование не сумело завершить сосредоточение к назначенному времени. 6-й танковый корпус закончил выдвижение в район сбора к середине утра, в то же время, когда 8-й гвардейский стрелковый корпус завершил развёртывание в боевой порядок у реки. В тылу кавалерийский корпус потратил почти целый день на то, чтобы занять позиции, оставленные 6-м танковым корпусом, а 1-я гвардейская мотострелковая дивизия вообще не сдвинулась с места. В итоге к рассвету 26 ноября 247-я и 331-я стрелковые дивизии возобновили продвижение к плацдарму, но без дополнительной поддержки бронетехники. В довершение всего, немецкие войска уже начали предпринимать местные контратаки с целью отвоевать потерянные вчера территории.
В 6:30, в предрассветной темноте, 1-й батальон 14-го пехотного полка под командованием подполковника Кэтера и при поддержке пяти танков 1-го батальона 13-го танкового гренадерского полка нанесли удар по русским позициям севернее Пруды. Одновременно kampfgruppe фон Боденхаузена, составленная из 2-го батальона 215-го гренадерского полка и нескольких поддерживающих танков, атаковала позиции русских у Зеваловки. Между ними разведчасти самокатчиков и 9-й батальон 14-го танкового гренадерского полка воздвигли тонкий щит, упреждая новое наступление русских и прикрывая фланги контратакующих немецких сил. Почти непрестанный артиллерийский огонь противника нарушил порядок сбора немецких частей для атаки и продолжал, как минимум, затруднять связь.
Контратака фон Боденхаузена немедленно столкнулась с трудностями и в 6:30 была решительно остановлена к северо-востоку от Никоново русской пехотой, которую поддерживали танки, противотанковые орудия и умело примененные противотанковые ружья. Войскам фон Боденхаузена пришлось уйти в глухую оборону в условиях угрозы со стороны прибывающих русских войск, в том числе шестидесяти танков, собирающихся в преддверии новой атаки. На левом фланге фон Боденхаузена 2-й батальон 14-го гренадерского полка и 1-й батальон 14-го танкового гренадерского полка были вскоре сметены и рассеяны возобновившимся наступлением русских, командир танкового батальона получил ранение. Атака подполковника Кэтера из Прудов потерпела фиаско, поддерживающий батальон 13-го танкового полка был уничтожен. В итоге части Кэтера отступили к северным окраинам населенного пункта Хлепень, где и закрепились.
Известия с северного участка фронта оказались для немцев более обнадеживающими. В 9:00 русская пехота возобновила атаку при поддержке танков Т-34, наступающих под прикрытием тумана. Батальон 195-го гренадерского полка и 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка отразили атаку к 11:00, уничтожив около 10 русских танков и потеряв четыре своих. Несмотря на неоднократные попытки русских перехватить инициативу, немцы удержали оборону у Гредякино.
К 12:00 фон Арниму стало ясно: чтобы избежать серьёзного ухудшения ситуации по всему участку Вазузы, необходимо и подкрепление, и новый план действий. И он отдал 9-й танковой дивизии приказ сформировать две боевых группы, названные по фамилиям командиров — Ремонта и фон Цеттвица. Каждая состояла из сорока танков, материально-технического обеспечения и бронепехоты. Эти две группы должны были наступать по шоссе Ржев-Сычевка, оказывая сопротивление авангарду атакующих русских. Но обе группы сообщили, что готовы вступить в бой не раньше 27 ноября. Тем временем фон Арним приказал 2-му батальону 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии (kampfgruppe Бюшена) с приданными ему восемью тяжёлыми танками держать оборону в секторе Хлепень вместе с 5-й танковой дивизией (16). Однако и батальон смог выдвинуться на позиции лишь к концу дня. В 14:00, едва были отданы эти приказания, в центральном секторе начался настоящий ад: совместной атакой тяжёлых русских танков и пехоты были сметены стоящие в обороне немцы, поэтому возникла необходимость в изменении приказов. Новое наступление русских началось как раз в то время, когда командующий 5-й танковой дивизией генерал Метц и фон Арним обсуждали наилучший способ ликвидации плацдарма противника. Метц предлагал атаковать с севера, от Кобылино, где разведбат дивизии (К-55) и 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка по-прежнему твёрдо удерживали Гредякино по краю прорыва. То, что немцы досконально изучили эту местность, должно было облегчить атаку боевой группы 9-й танковой дивизии, а она в случае успеха — отделить главные силы русских на севере и на участке Вазузы. С другой стороны, фон Арним хотел нанести прямой удар восточнее Никоново, по направлению к Вазузе. Метц возражал: несмотря на то что этот путь к реке действительно кратчайший, на нем придется выдержать столкновение с крупными бронетанковыми соединениями противника. В довершение ко всему на КП дивизии прибыл генерал-майор Шеллер, командующий 9-й танковой дивизией, и сообщил, что боевая группа 1-й танковой дивизии под командованием Бюшена будет готова к действиям не раньше вечера. Поэтому он порекомендовал отложить контратаку до полной готовности группы. Метц настаивал на том, что обстановка требует немедленных действий, и без дальнейшего обсуждения было принято решение атаковать из Никоново и Большого Кропотово на восток, не дожидаясь прибытия боевой группы Бюшена.
Приняв это решение, генерал фон Арним, командующий 39-м танковым корпусом, изменил приказы, чтобы обеспечить согласованность действий сил к северу и к югу от предмостного плацдарма, который приобрёл особое значение, поскольку уже возникла угроза прорыва русских к шоссе Ржев-Сычевка и рассечения немецких войск. Генерал-майору Фелькеру, командующему 78-й пехотной дивизией, штаб которой находился в Сидорове, фон Арним поручил командование всеми силами 5-й танковой дивизии у южной границы плацдарма, а на генерала Шеллера из 9-й танковой дивизии возложил ответственность за северный сектор. Генералу Шеллеру предстояло держать под контролем свою дивизию (когда она прибудет) и подразделения 5-й танковой и 78-й дивизий, ведущих борьбу к востоку от дороги Ржев-Сычевка и у северной границы плацдарма. Шеллеру было приказано удерживать оборону на северной границе предмостного плацдарма и атаковать в восточном направлении совместно с боевой группой 9-й танковой дивизии, когда она выйдет на исходные рубежи. А тем временем генералу Фелькеру предстояло стабилизировать южную границу от Подосиновки до Хлепень. Решение оказалось более чем своевременным, поскольку уже в середине дня русские бронетанковые соединения нанесли сокрушительный удар на стыке двух немецких групп.
Ни полковник П.М. Арман и командиры подчинённых ему бригад, ни экипажи танков и мотострелки русского 6-го танкового корпуса в ночь с 25 на 26 ноября не спали. Выполнение приказов Кирюхина уже вымотало их, а врага они ещё и в глаза не видели. Всю ночь и утро длинные колонны танков и грузовиков мучительно медленно продвигались в темноте по бесконечным заснеженным дорогам речной долины, форсировали замёрзшую Вазузу, взбирались на противоположный берег, к указанным районам сбора. Колонны постоянно находились под изматывающим огнём противника, уничтожающего без разбору и усталые войска на марше, и закоченевших солдат комендантской службы, выстроившихся у обочины и указывающих путь к местам заправки. К тому времени, как над дорогой забрезжил серый утренний свет, канонада усилилась далеко впереди, с ней смешались треск противотанковых пушек и стаккато автоматной стрельбы. Стало ясно, что атака уже началась. Где-то на передовой находилась пехота 247-й стрелковой дивизии, вместе с которой продвигающимся солдатам предстояло наступать, но где именно — искать было некогда.
Незадолго до 13:00 бронетанковые колонны доползли до передовых районов сбора и устало и терпеливо ждали ещё час, когда подтянутся танки, попавшие в заторы на переправах через реку (19). Все танки так и не успели достигнуть района сбора вовремя, но откладывать наступление и дальше Арман уже не мог. В 13:30 он в последний раз посовещался с командирами подчинённых ему бригад, узнал, что все готово, и дал команду выступать в 14:00. По его сигналу армейская артиллерия в последний раз дала мощный заградительный огонь по его участку фронта, и четыре бригады наконец выдвинулись вперёд, к боевому порядку 247-й стрелковой дивизии, которая уже сражалась за несколько деревень, превращённых немцами в опорные пункты. Отличить своих от врагов и определить, какая из деревень кем захвачена, было нелегко, но для полковника Армана это не имело значения. Ему приказали любой ценой выйти к дороге Ржев-Сычевка, и он вместе с командирами бригад твёрдо решил выполнить приказ. Наступая сразу тремя бригадами, танковые колонны Армана шли попарно — в одном месте преодолевая сопротивление немцев, в другом обходя их опорные пункты. Фланги колонн несли потери от противотанкового огня, отряды немецких пехотинцев оказывали сопротивление, отступали или закреплялись в деревушках по обе стороны пути следования бригад. Путаница достигла апогея, колонны ориентировались лишь по смутным очертаниям фронтовой полосы; некоторые из них поддерживала советская пехота, другие действовали самостоятельно.
На правом фланге корпуса 22-я танковая бригада полковника Н.Г. Веденичева атаковала укреплённые деревни Большое Кропотово и Малое Кропотово — кирпичные дома, которые немцы превратили в неприступные крепости. Завязался ожесточённый и кровопролитный бой, танковые бригады пытались выбить упорно обороняющихся немцев из деревень. Танкистам удалось войти в них, но немецкие солдаты повсюду цеплялись за отдельные позиции, а штаб немецкой 5-й танковой дивизии временно переместился на несколько километров к западу. Измученный атакой и потерявший почти половину из своих шестидесяти танков, к вечеру полковник Веденичев расположился лагерем чуть западнее Малого Кропотово, оставив несколько батальонов пехоты из 247-й пехотной дивизии защищать Большое Кропотово. Ближе к ночи 2-й батальон танковой бригады под командованием капитана М.С. Пинского вырвался вперёд, чтобы захватить сектор шоссе Ржев-Сычевка близ Березовки и подступить к ключевой деревне Ложки южнее стратегически важного моста через Осугу. Пинский добился успеха, но к ночи немецкие контратаки выбили усталую пехоту 247-й стрелковой дивизии из Большого Кропотово (20). Воплощение упрямого сопротивления немцев, генерал Метц, перевёл штаб своей дивизии обратно в деревню. Так Метц показал образец действий, препятствовавших советскому наступлению на всем протяжении этой операции. Как бы далеко ни продвигалась советская бронетехника, докучливые немецкие части продолжали занимать ключевые опорные пункты у неё в тылу.
Пока 22-я танковая бригада сражалась за две деревни и прорывалась к дороге на Сычевку, солдаты полковника И.Т. Есипенко из 6-й мотострелковой бригады двигались вперёд на нескольких танках, на машинах соседних танковых бригад и пешком, отклонившись на север от пути 22-й бригады, обходя сбоку немцев, защищающих Кобылино, и угрожая с тыла защитникам Гредякино. В жестокой схватке южнее Гредякино полковник Есипенко был убит, его заменил комиссар Е.Ф. Рыбалко.
На левом фланге 22-й танковой бригады 200-я бригада полковника В.П. Винокурова и 100-я танковая бригада полковника И.М. Иванова устремились на запад через Бобровку, Никоново, Арестово и Подосиновку, и в конце дня заняли позиции в нескольких километрах восточное шоссе Ржев-Сычевка. Но, торопясь прорваться к дороге, они не смогли полностью выбить противника из деревень, через которые прошли. В итоге к ночи обошедшие их и контратаковавшие немецкие подразделения отбили Никоново, Арестово и Подосиновку у последовавшей за танками советской пехоты. 6-й танковый корпус выполнил основную задачу этого дня. Его бригады вышли или почти вышли к магистрали, но эта победа далась им ужасной ценой. За несколько часов яростной схватки корпус потерял половину своих ста семидесяти танков и почти половину личного состава. Мало того, запасы боеприпасов и топлива иссякали, а их пополнение оставалось под вопросом, пока немцы не будут выбиты из деревень по обе стороны от путей снабжения корпуса. Но эти соображения для Армана оставались второстепенными. Ему приказали перерезать дорогу Ржев-Сычевка, и завтра он намеревался сделать это.
Как только танковый корпус Армана перешел к действиям, в лоб и с флангов наступающим советским танкам ударила первая крупномасштабная контратака противника. В 17:30, когда на поле боя уже стемнело и русские танки гнали остатки немецкого 14-го гренадерского полка и поддерживающих танковых частей на юго-запад от Арестово, к шоссе Ржев-Сычевка, боевая группа 9-й немецкой танковой дивизии под командованием полковника Хохбаума, подготовившаяся к бою раньше, чем ожидалось, бросилась в атаку на советскую пехоту, стоящую в обороне Большого Кропотово. Контратакой Хохбаума пехотинцы 147-й стрелковой дивизии были отброшены в открытое поле к востоку от деревни. Закрепившись в ней, боевая группа Хохбаума приготовилась к ночлегу и стала ждать вестей от немецких частей из южного сектора, где продолжали вспыхивать отдельные очаги сражений.
Южнее генерал Фелькер из 78-й пехотной дивизии изо всех сил пытался восстановить порядок в своём секторе фронта. Его левый фланг, охватывающий Арестово и Подосиновку, был рассеян; последняя надежда спасти мелкие немецкие подразделения, окружённые глубоко в тылу русских, улетучилась, как только русские бронетанковые войска продвинулись на запад, в сторону шоссе Ржев-Сычевка. Оставалось надеяться лишь на то, что 9-я танковая дивизия сумеет заполнить эту зияющую брешь. К середине дня батальон Фелькера и другие подразделения 13-го и 14-го танковых гренадерских полков восстановили почти сплошную линию обороны между Жеребцово и Хлепень, чтобы противостоять вновь введенной в бой русской пехоте (8-му гвардейскому стрелковому корпусу). Тем временем ещё одна боевая группа 9-й танковой дивизии под командованием полковника Ремонта готовилась к наступлению на север вдоль дороги Ржев-Сычевка, навстречу продвигающимся русским бронетанковым частям.
Позднее тем же днём фон Арним из 39-го танкового корпуса ввёл очередные изменения в организации командования, соответствующие стремительно меняющейся обстановке. Он возложил на 9-ю танковую дивизию генерала Шеллера ответственность за проведение контратак против основных русских бронетанковых войск вдоль дороги Ржев-Сычевка и к востоку от неё. Одновременно фон Арним поручил 5-й танковой дивизии генерала Метца возвести блокирующие позиции по всей периферии предмостного плацдарма от реки Осуга до Жеребцово. Но все прочие контратаки немцев тем вечером захлебнулись — возобновился снегопад.
26 ноября немцам лишь чудом удалось избежать катастрофы. Эффективно перемещая свои войска, они сумели удержать оборону на флангах русского предмостного плацдарма. Несмотря на то что авангард русских бронетанковых войск — по оценкам немецкого командования, почти 200 танков — подошёл почти вплотную к шоссе Ржев-Сычевка, он явно не выполнил предполагаемую задачу первого дня наступления. Северный фронт у Гредякино держался крепко, как и немецкие укрепления у Жеребцово и Хлепень. Более того, немецкие резервы заняли выгодные позиции, чтобы вступить в бой с крупными русскими танковыми силами, если те возобновят атаку. Однако эти успехи дались дорогой ценой. За первые два дня наступления 5-я танковая дивизия потеряла 91 человека убитыми, 318 — ранеными, 156 — пропавшими без вести, а потери 78-й пехотной дивизии были ещё больше. Позднее тем же вечером генерал Фелькер рапортовал в штаб корпуса: «Все подразделения серьёзно ослаблены, (имеются) большие потери техники и оружия, особенно лёгких и средних противотанковых пушек и тяжёлых орудий пехоты» (25). Русские заплатили за достигнутый успех ещё дороже: немцы насчитали по меньшей мере 50 уничтоженных русских танков, заснеженные поля перед немецкими и русскими позициями и между ними были усеяны трупами советских солдат в бурой и белой одежде.
Вечером 26 ноября интенсивность боев ослабла, немцы предприняли отчаянную попытку вновь наладить снабжение своих войск на передовых позициях. Но это было нелегко: многие подразделения по-прежнему оставались отрезанными, транспортные пути во многих местах пересекали русская пехота и бронетехника. Майор Штейгер, защищающий Гредякино со своим 2-м батальоном 14-го танкового гренадерского полка, очутился почти в окружении, топливо и боеприпасы у него были на исходе. Поэтому он сформировал из нескольких оставшихся танков стационарные «команды» и распределил их по опорным пунктам. Немецкие войска, отвоевавшие Большое — Кропотово, тоже были почти окружены, и никто не знал, где именно русские нанесут самые мощные удары утром.
По другую сторону линии фронта Конев и Кирюхин, к которым присоединился на КП 20-й армии Жуков, также подводили итоги дня. Увиденное отнюдь не радовало их, Жуков то критиковал своих подчинённых, то подгонял их. На вечерних совещаниях выяснилось, что 326-я, 251-я и 331-я стрелковые дивизии продолжают бои по указанным направлениям без сколько-нибудь заметных результатов. Транспортный затор у реки помешал им перегруппироваться и двинуться на помощь 247-й стрелковой дивизии на предмостном плацдарме. Ценой больших потерь в живой силе и технике 42-я гвардейская стрелковая дивизия прорвалась к окраине Гредякино, продвинула батальон в немецкий тыл к западу от деревни и захватила несколько строений на её окраине. Но наступательная мощь была растрачена, поддерживающая бронетехника большей частью повреждена или уничтожена. Это означало, что лишь 247-я стрелковая дивизия могла взаимодействовать с 6-м танковым корпусом по мере его продвижения в глубь немецкого тыла со стороны предмостного плацдарма.
По мере продвижения вперёд 6-го танкового корпуса поддержка артиллерии становилась недостаточной — поначалу из-за трудностей в выявлении целей на поле боя, представляющем собой «лоскутное одеяло» перекрывающих позиций, а впоследствии — из-за возобновившегося сильного снегопада. Снег также препятствовал действиям советской авиации, которая попыталась приступить к воздушной операции на второй день наступления. Следовательно, ни артиллерия, ни пехота, ни кавалерия не поддерживали наступление танков. Этим объясняются огромные потери под немецким противотанковым огнём и минимальное продвижение. Самым досадным было то, что кавалерия и пехота не имели возможности вступить в бой, поддержать действия 6-го танкового корпуса. 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Крюкова выдвинулся в бывший район сбора танкового корпуса восточнее реки Вазуза, разведотряд кавалеристов пробился через расположения войск, сосредоточенных близ Вазузы, и вышел к переправам, которыми мог бы воспользоваться на следующий день. Наконец 20-я кавалерийская дивизия полковника П.Т. Курсакова достигла восточного берега реки. Но офицер оперативного отдела штаба 20-й армии сообщил полковнику, что все переправы через реку заняты армейскими тыловыми службами и подразделениями материально-технического обеспечения. Курсаков был вынужден встать на ночь лагерем на восточном берегу реки и ждать новых приказов. Остальные части кавалерийского корпуса продвинулись немногим дальше.
Тем временем 8-й гвардейский стрелковый корпус генерала Захарова достиг реки, передовые части 150-й и 148-й стрелковых бригад сумели переправиться через неё и вступить в бой севернее Хлепень. А в это время основные силы, особенно 26-я гвардейская стрелковая дивизия, оставались на восточном берегу реки и бездействовали. 1 — я гвардейская мотострелковая дивизия генерала Рявякина и поддерживающая её 31-я танковая бригада попали в плотный транспортный затор на полпути между районом сбора и назначенной переправой через реку.